В. Галечьян - Четвертый Рим

— А почему, собственно, — спросил лукаво учитель, — вы отказываетесь сразу и бесповоротно, даже не узнав, какими правами обладает американский штат? По сравнению с тем, сколько воли имела Грузия в составе СССР, любой американский штат вольнее многих государств. Значит, в вашей тяге к объединению присутствует другой критерий, а не желание видеть своих сограждан просто богатыми и независимыми.

— Свободными! — крикнул младший грузин и поднял высокую руку с зажатой в ней рюмкой.

— Скажите, господа, — спросил Луций, внезапно ныряя в разговор, смысл которого был ему даже интересен, — а вы откуда в вагоне появились? Как, впрочем, и все остальные.

— Хороший мальчик, — одобрил его старший грузин и потянулся к бутылке. — Хочешь выпить, пей, но не мешай разговору.

— Нет, все-таки, — послышался уже другой голос — хриплый и с оттенком угрозы, — отвечайте, раз вас спрашивают.

Луций поднял голову и увидел одного из сопровождающих их бойцов, который стоял в проходе, чуть ли не весь его загораживая, и смотрел на обоих грузин весьма требовательным взглядом.

— А ты что, контролер? — возмутился молодой грузин.

Другой, более опытный в обращении с людьми его остановил.

— Не будь таким грозным, дорогой, — произнес он примирительно. — Сейчас мы все тебе покажем. Зайдем с нами в купе.

— Еще чего, — презрительно посмотрел на него боец. Он малость пригнулся и сел на койку рядом с грузинами. — Сам принесешь. И немедленно.

— Да ты кто такой, чтобы здесь командовать? — набычился на него грузин с демоническим выражением лица, но снова был остановлен своим старшим товарищем.

— Сейчас, геноцвали, принесу, не горячись.

— Предписание, — прочитал боец, — выдано военным министром Российской империи… так, так. И сколько вас в купе едет, четверо?

— Интересно, у китайцев тоже такое предписание есть? — спросил простодушно Василий.

Боец внимательно прочитал документ и вернул грузинам.

— Ладно, ребята, выметайтесь, нам поговорить надо.

На этот раз грузины спорить не стали и, попрощавшись дружески с Пузанским, вышли из купе.

— Шутки в сторону, — сказал боец, в упор разглядывая Пузанского и его юную команду. — Как я могу обеспечить вашу безопасность, если весь вагон набит фраерами и бабьем? Тут надо не только день и ночь следить за вашим купе, но и тщательно проверить всех, кто в вагоне едет. Но проверять их по-настоящему нет смысла, потому что тот, кто послан по вашу душу, наверняка подкреплен наилучшими документами.

— Почему, собственно, нас надо охранять? — спросил Пузанский. — О целях нашего путешествия знает несколько человек. Даже сам регент еще не осведомлен. Мне кажется, вы больше привлекаете к нам внимание своими мощными фигурами.

— Вот ты мне будешь доказывать, — поморщился боец.

— И вообще, дед, по контракту мы обеспечиваем твою безопасность до Бологого. Дальше у нас свои дела.

— Далеко ли до середины пути? — спросил Луций. — Все едем и едем, конца не видно.

— Это только начало, — усмехнулся боец. — Если не будет неожиданностей, дней через пять-шесть доберемся до пересадочной станции.

— А там еще дней десять, — предположил Луций.

— Да нет, — загадочно ответил боец. — Там начнутся другие порядки. До Бологого добрался — считай приехали.

— Скорее бы, — вздохнул Василий, глядя в окно, где медленно стлался тот же унылый березово-елочный пейзаж, перемежающийся голыми пустошами и ржавчиной болот.

Как бы в такт его словам поезд, как он обычно делал перед остановкой, весь уныло заскрипел и стал тормозить.

— Пять минут едем, пять часов стоим, — вздохнул Пузанский. Он взял непослушной рукой бутылку с остатками коньяка и стал разливать по стаканам.

— Выпьем за Россию, — сказал он азартно. — Хоть она и дура, так большая, по крайней мере.

Внезапно в купе постучали. Вошел толстый старшина с белым от страха лицом. В руках у него торчал автомат со вздернутым вверх дулом, левая брючина почему-то была засучена до колен.

— Беда, ребята, — проблеял он, — впереди завал, а дрезина с охраной отстала. Надо завал разбирать, а то перережут нас всех.

— Это точно, — подтвердил Пузанский, не делая, впрочем, никаких попыток подняться. — Эти места самые разбойные. От Москвы далеко, от черемисов близко. Тут шайки от Орла до Ельца шастают. Я перед отъездом сводки читал.

— Дай автомат, орясина, — прикрикнул боец на старшину. — Ты что раньше времени нас хоронишь. Пойдем посмотрим на твой завал.

— И я с вами, — воскликнул Луций. — Мне бы только пистолетик какой поплоше. Для самообороны. А ты сиди, — кинул он брату. — Охраняй лучше шефа.

По другим купе уже ходил второй охранник, объясняя что-то пассажирам. Открывались и закрывались двери, невиданные раньше личности выглядывали в коридор и снова прятались. Где-то ругались. Неожиданно высокий девичий голос затянул песню.

Старшина, боец и Луций вышли в тамбур. С обеих сторон полотна через забрызганные недавним дождем стекла видны были зеленые купы деревьев. Старшина открыл дверь и стал спускаться. После некоторого раздумья боец последовал за ним. Автомат он отдал старшине, а сам вытащил из-за пояса большой белый пистолет с длинным дулом.

— Израильский, — уважительно покосился на пистолет старшина. — Сташестидесятизарядный.

«А по виду не скажешь, — подумал Луций. — Обыкновенный пистолетик, барахло барахлом».

Они постояли немного, держась за поручни, а потом медленно, с трудом переставляя ноги по вязкой, сырой, бестравной земле, пошли к поезду. Перед тепловозом в самом деле на путях была навалена гора из свежесрезанных различной толщины стволов, пластов земли и просто крупных камней. Венчал эту гору поваленный какой-то злой силой еще цветущий в три обхвата тополь с ободранной макушкой. Его вырванный вместе с корнями и покрывающей их землей комель торчал метрах в пяти от рельсов.

— Надо нам дружно на эту кучу навалиться, — озабоченно рассуждал старшина, — и враз ее растащить по сторонам. А то разбойники острастку нам дадут знатную. Может, вы тут посмотрите, что и как, а я пойду народ подсоберу.

— Ты генеральный штаб случайно не заканчивал? — спросил его хмурый боец и, еще раз внимательно оглядев завал и близлежащий лесной массив, быстро пошел к вагону. При этом глаза его все время рыскали по ближайшему мелколесью, а полусогнутые ноги и вся враз съежившаяся фигура указывали, что он в любой момент готов нырнуть под вагон и залечь.

— Нет еще, — заулыбался было старшина, но боец тут же его осадил.

— Это и заметно, — сказал он, — что у тебя в башке никакой ни тактики, ни стратегии. Подстрелят нас с тобой как вальдшнепов на утренней зорьке. Как ты полагаешь, для чего эта куча на дороге навалена?