Анджей Барт - Фабрика мухобоек

Судья вышел через заднюю дверь, как только Хаим закатил глаза и захрипел. Исчез и Вильский, а тяжело дышащего Борнштайна унесли на носилках санитары. Зал помалу пустел, на скамье присяжных остался только Тадек Финкель, который то ли спал, то ли притворялся, будто в обмороке, – это был его коронный номер. Остальные вели себя так, словно находятся не в зале суда, а на вокзале. Одни бродили между стульями, другие сидели неподвижно или рылись в своих вещах. Регина, собравшись с силами, уже хотела уйти, когда неожиданно вернулся судья; как ни в чем не бывало он прохаживался по залу и даже кое с кем заговаривал. Попутно подобрал с пола наброски, сделанные художником во время процесса, и стал внимательно их разглядывать. Регина кое-какие уже видела – художник, Казимеж Винклер, в перерывах хвастался своими произведениями. Хаим на рисунках был сердит, часто удивлен – ошеломление на его лице Винклер передал очень точно, однако лучше всего ему удался портрет подсудимого, когда тот лежал без чувств. Регине вспомнилась картина Нольде, где был изображен отец художника на смертном одре. Искривленные губы, струйка слюны, похожая на кровь из огнестрельной раны. А может, это был ранний Кокошка, которого она видела в Вене?

Несмотря на присутствие судьи, Регина решила превозмочь себя и встать, но тут в приоткрывшуюся дверь просунулась мужская голова. Слегка смазанные бриллиантином волосы, аккуратный пробор. Этого человека она уже приметила раньше: он несколько раз заходил в зал, но его ни о чем не спрашивали, а в столовой он сидел один, ни с кем не заговаривая.

– Вы к нам? – Судья поднял голову от рисунков.

– Мне сказано было явиться… – Мужчина говорил на чистом немецком, безо всякого акцента.

– Ваша фамилия?

– Иоганн Крюгер, нотариус.

– А-а, помню. Что ж, заходите, не стесняйтесь. – Судья на прощанье погладил по животу беременную Сальку Зиму, которая на что-то ему пожаловалась, и сел на первый попавшийся стул.

Мужчина вошел, приблизился к судье, но не сел, хотя тот любезным жестом указал ему на свободный стул. Регине сразу бросились в глаза до блеска начищенные туфли и подобранный в тон костюму галстук. Пиджак из шерсти, похожей на английскую (Регина хорошо разбиралась в шерстяных тканях, один из дядьев в детстве научил ее обращать внимание на переплетение и толщину нитей), рубашка в синюю полоску, пожалуй, излишне яркую, но допустимую в любом обществе. Даже поклянись он, что родом из Лодзи, Регина бы ему не поверила.

– Вы, вероятно, удивлены, почему здесь оказались. – Суровое лицо судьи неожиданно повеселело. – И это естественно. К тому же вы не знакомы с председателем Румковским и в Лодзи не бывали даже проездом. Я угадал?

– Совершенно верно. Поэтому я не только удивлен, но и несколько раздосадован. Правда, я уже давно на пенсии, но на моем попечении внуки, в особенности Юрген, который еще учится.

– Виктор, насколько мне известно, уже хорошо устроен?

– Он, как я и как его отец, нотариус. – В голосе Крюгера прозвучала профессиональная гордость. – Мы у себя в стране следим за соблюдением законов…

– В таком случае, чтобы не нарушить закон, спешу дать необходимые объяснения. Причина вашего присутствия среди нас – исключительно наше безудержное любопытство. Вы пробудете с нами минут пять, не больше, и уйдете так же быстро, как пришли. Уверяю вас, Юрген даже не заметит вашего отсутствия.

– Что ж, я в вашем распоряжении.

– И согласны откровенно ответить всего на один вопрос?

– Мне нечего скрывать. – Будто в подтверждение своих слов Крюгер выпрямился и даже выпятил грудь.

Красивый мужчина, хоть и очень немолод, подумала Регина и прикинула, на много ли он старше Хаима.

– Мы это знаем. Итак: в годы войны рядовой солдат, в партии не состояли, с гестапо ни в какие игры не играли. В Лодзи, как я уже сказал, не бывали, но провели неделю поблизости, в Здунской Воле. Вы служили в охране местного гетто, но совсем недолго: благодаря вмешательству влиятельного дяди вашей тогдашней невесты были переведены во Францию. Я не ошибся?

– Все правильно, ваша честь. Я могу так к вам обращаться или нужно…

– Вы можете обращаться ко мне как угодно, хотя, не скрою, приятно, что меня так величает немецкий юрист. По счастливому стечению обстоятельств, во время войны вы никого не убили и даже не ударили. Это немало для порядочного немца, живущего в страшное время. А дальше – университет, брак и безупречная карьера нотариуса. Сейчас вы проживаете в Кёльне в районе Вилленсдорф. Словом, жизнь без особых потрясений. Я ничего не напутал?

– Да, примерно так оно и было. Хотя не могу согласиться, что без особых потрясений…

– Вы имеете в виду случай, когда ограбили вашу виллу, или смерть невесты на втором году войны?

– И то и другое, ваша честь. Еще я бы добавил операцию на предстательной железе.

– Вы правы. И в вашей жизни не обошлось без штормов, – вежливо согласился судья. – По-прежнему храните верность «мерседесу»?

– Ни разу не садился в другую машину.

– Традиция… наслышан, наслышан… Кроме Виктора и Юргена у вас, кажется, еще две внучки? Нет, не надо показывать, я не сомневаюсь, что барышни очаровательны. Давайте не отвлекаться на другие фотографии: нам с вами как раз предстоит поговорить о неком снимке… – Он встал и подошел к эпидиаскопу. – Сейчас все поймут, почему я пригласил к нам господина Крюгера…

Похоже, судья никогда не имел дела с эпидиаскопом – после нескольких неудачных попыток его включить он стал беспомощно озираться. Регина охотно ему бы помогла, если б знала, куда кладут фотографии, но ей не верилось, что судья может чего-то не уметь. Однако он, потеряв терпение, отошел от аппарата и сказал:

– Лучше сами подержите в руках этот снимок…

Почему-то Регине он первой протянул маленькую истрепанную фотокарточку и жестом попросил пустить ее по рукам. На пожелтевшем, нечетком снимке Регина увидела одноэтажный деревянный домишко и перед ним рахитичное деревце, одна из веток которого, однако, была достаточно крепкой, чтобы удержать висящего в петле человека. Рядом стояли трое солдат в мундирах вермахта. Один улыбался. Регина быстро отдала фотографию соседу, которым оказался почтальон Нахман Водзицкий; в гетто они разговаривали всего пару раз. Судья подождал, пока фото посмотрят еще несколько человек из сидящих в зале.

– Ручаюсь, это не наш господин нотариус повесил в Здунской Воле Юзефа Кральковского. На место экзекуции ему было приказано явиться как одному из солдат охраны гетто. А теперь, господин Крюгер, самое время объяснить, почему мы вас потревожили. Исключительно для порядка напоминаю: вы обязаны говорить правду. Попрошу всего лишь очень просто, по-человечески, объяснить, чту вас тогда рассмешило.