Евгений Кривенко - В землях Заката

Словно на экране, в сознании возникла сцена из виденного когда-то боевика.

Морихеи не стал пристёгиваться, нажал на газ. Почти неслышно заворчал мотор, проехали мимо грузовика. Варламов только покосился, пристально глядя на близящиеся бетонные столбы. Ускорение вдавило в сиденье, машина быстро разгонялась.

Когда столбы оказались близко, он рванулся к Морихеи, схватил руль и резко повернул влево. Ожидая сопротивления, хотел навалиться всем телом, но не дал ремень. Всё равно, Морихеи был захвачен врасплох, и машина свернула даже резче, чем Варламов надеялся.

Хрустящий удар! Ливень осыпающегося стёкла. Варламова швырнуло вбок, грудь пронизала боль, и, если бы не ремень, приложился бы головой о дверной косяк. Машину развернуло, последовал второй удар — врезалась багажником в другой столб.

В моторе что-то с рычанием провернулось, и наступила тишина.

Варламов втянул носом воздух, но бензином не пахло. Не было и запаха дыма — наверное, зажигание сразу выключилось.

Трясущимися руками он отстегнул ремень и повернулся к Морихеи, тот полулежал на руле. Варламов попробовал дверцу, открывается. Скорее бегом к грузовику и уехать, пока японец не пришёл в сознание…

А вдруг ему нужна помощь? Не был пристёгнут, и рулевая колонка могла проломить грудь.

Варламов скрипнул зубами, но потрогал Морихеи за жёсткое плечо.

Тот застонал, и Варламов отдёрнул руку. Возможно, сломаны рёбра, тогда всё равно нельзя трогать, чтобы не проткнули лёгкое. Ладно, вызовет скорую помощь по телефону.

Он вылез, на секунду согнулся от боли в груди и на подгибающихся ногах побежал к грузовику. Со страхом глянул назад, вдруг Морихеи выйдет. Забрался в кабину — ещё не веря, что вырвался, — и пустил грузовик под уклон. Ворота были перегорожены разбитой машиной, пришлось объехать по целине.

Когда проезжал мимо, то показалось, что Морихеи слегка изменил позу. Варламов вырулил на шоссе и погнал грузовик. Торопливо заговорил в телефон:

— Авария на семидесятом шоссе в двадцати милях от Другого Дола, на съезде к ферме. Пострадал один человек. Я побоялся оказать помощь, могут быть внутренние повреждения.

Голос ещё дрожал. Варламов уменьшил скорость, не хватало во что-нибудь врезаться. Он испытывал гордость — сумел избавиться от самодовольного японца, — но это чувство быстро прошло. Вёл грузовик, хмуро поглядывая на низкие облака. В голове крутились слова Морихеи. Неужели кто-то услышал его, Варламова, мольбу о помощи после нападения цзин?.. Стало жутко: какую же технику для этого надо иметь? Хотя, скорее всего, тут используется нечто иное.

Затем ход мыслей изменился: цзин опять начали охоту за ним. Теперь, когда Варламов знал, чего они хотят, на душе стало тревожно. Может, раскрыть секрет Сирина? До России всё равно не добраться. Только лучше уж рассказать Грегори: не хочется снова видеть белые фигуры… А можно ли доверить такое оружие Америке? Вдруг опять начнёт диктовать свою волю всему миру?.. Но, скорее всего, ничего не поделаешь. Зато американские власти защитят его и Джанет от цзин. Да, надо обо всём рассказать Грегори…

Навстречу проехала «скорая» — ехал в такой за телом Эрны, — и Варламову стало зябко: слишком много неприятностей происходит вокруг него.

Вечером он завёл разговор с Грегори.

— Морихеи? — хмыкнул тот. — Как же, слышал. Личность, широко известная в узких кругах. У него школа айкидо в Атланте. Держу пари, его не оказалось на месте, когда приехала скорая.

— Верно, — удивился Варламов. — Мне позвонили: стоит разбитая машина, но никого нет.

— Очень высокомерный японец, — покачал головой Грегори. — Он тебя чаем из особых чашек не поил?

— Как же, угощал, — удивился Варламов. Осведомлённость Грегори неприятно поразила его.

— Он любит угостить новичков чаем из собственных чашек. А знаешь, почему? Упивается чувством превосходства над собеседником: тот, простофиля, и не подозревает, из какой драгоценной посудины пьёт. Уж не знаю, какой они эпохи.

— Так вот в чём дело! — удивился Варламов. — Красивые чашки, ничего не скажешь. Нет, мне он не показался высокомерным. За чаем даже поговорили о японской литературе. Конечно, странное отношение к пленнику…

Он замолчал, подробнее рассказывать о беседе с Морихеи не хотелось.

Грегори внимательно поглядел на него. Варламову не понравилось, что не снял очки. Уже не первый раз Грегори скрывал взгляд за тёмными стёклами.

— Так чего всё-таки эти цзин от тебя добиваются?

Но Варламову расхотелось продолжать разговор, отчуждённость и холодность появились в голосе Грегори. Нет, сначала пойдёт к Джанет — поговорит с нею. Ещё успеет поделиться с Грегори.

— Не знаю? — вяло соврал он. — Может, хотят узнать что-нибудь о России?.. Да, Грегори, — вдруг вспомнил он. — Может ли достаточно мощная компьютерная сеть улавливать каждое сказанное слово?

— Думаешь, разговор записывался? — нахмурился Грегори. — Ну, тут и компьютера не надо.

— Нет, я о другом. — Варламов уже пожалел, что заговорил на эту тему. — Можно ли как-то фиксировать всё, что любой человек скажет в любом месте?

— Гм, — в голосе Грегори прозвучало удивление. — В принципе это возможно, только надо везде поставить микрофоны. Сейчас есть размером с молекулу. А мощность современных компьютеров позволяет обработать любой объём информации. Уже давно все разговоры по телефонам, а также обмен информацией через Интернет контролируются. Раньше компьютеры выискивали ключевые слова, говорящие о потенциальной угрозе, а теперь анализируют и общий смысл. Никто не хочет повторения ситуации перед Третьей мировой, Придёт время, и контролировать будут даже мысли. Не хотел бы я тогда жить.

И Грегори резковато рассмеялся.

— Да уж, — вздохнул Варламов. — Ладно, я пойду.

Он встал и направился к лестнице, чувствуя на спине взгляд Грегори.

На этот раз Джанет не предложила сесть. Раскачивалась в кресле, не глядя на Евгения.

— У меня болит голова, Юджин. Уйди, пожалуйста. Если надо что-то сказать, подожди до завтра, ладно? Спокойной ночи.

Варламов и не подозревал, что может так обидеться: в голосе Джанет прозвучала откровенная враждебность.

— Конечно, Джанет, — губы плохо слушались его. — Спокойной ночи.

Он ушёл. Не стал принимать душ, лёг на кровать и закрыл глаза. От отчаяния хотелось плакать. Все ополчились против него: белые призраки, обходительный японец, с обидной лёгкостью скрутивший ему руки, отчуждённый и подозрительный Грегори, а теперь и Джанет… Да, Морихеи прав — бесконечная война идёт между людьми. Неужели единственное утешение — любоваться прекрасным в перерывах между сражениями? Как звали этого юношу, игравшего на флейте перед последним боем? Кажется, Ацумори. Но, наверное, у него были родители и друзья, а может быть и возлюбленная. У него было за что сражаться, пусть и погиб в какой-то мелкой феодальной распре. А за что сражаться ему, Варламову? Разве только за свою шкуру. У него никого нет, и он никому не нужен. Так не всё ли равно, кто получит этот проклятый секрет? Пусть цзин приходят и берут, если хотят.