Роберт Силверберг - Замок лорда Валентина (сборник)

— Темноволосым, — тут же ответил Валентин и вдруг нахмурился. — Но так ли? Ведь я сидел за столом и не видел себя. Однако же…

— В мире сна мы часто видим себя как бы со стороны, — заметила Карабелла.

— Может, я был и блондином, и брюнетом — сначала одним, потом другим? Переход ускользает от меня. Сначала один, потом другой, да?

— Да, — кивнул Делиамбер.

После многодневного утомительного пути они добрались почти до Кинтора — главного города северной части центрального Зимроэля. Вокруг него было множество озер, высоких холмов и темных непроходимых лесов. По дороге, выбранной Делиамбе-ром, фургон шел через юго-западные предместья города, называемые Горячим Кинтором, потому что здесь встречались и шипящие гейзеры, и широкое розовое озеро, зловеще булькавшее и пузырившееся, и разломы, из которых каждые пять минут вылетали облака зеленоватого газа, сопровождаемые рыгающим звуком и глубоким подземным стоном. Небо здесь отяжелело от густых облаков цвета потускневшего жемчуга, и, хотя в этой части страны лето еще не кончилось, с севера дул резкий, пронзительный, по-осеннему холодный ветер.

Собственно от города Горячий Кинтор отделяла река Зимр, самая большая в Зимроэле. Когда путешественники, уже привыкшие пробираться по старинным узким улочкам, вышли к ней, они внезапно оказались на широкой улице с аллеей посередине, ведущей к мосту Кинтора. Валентин разинул рот от удивления.

— В чем дело? — спросила Карабелла.

— Река… Я никогда не думал, что есть такие большие.

— Ты не видел рек?

— Я могу сравнивать лишь с Пидруидом, а до него ничего не помню.

— В мире нет реки, сравнимой с Зимром, — заметил Слит. — Не мешай ему удивляться, Карабелла.

Направо и налево, насколько хватало глаз, темные воды Зимра уходили за горизонт. Река была в этом месте так широка, что больше походила на залив. Валентин едва мог разглядеть квадратные башни Кинтора на другом берегу. Над водой висели восемь или десять мощных мостов. Они были так велики, что осталось загадкой, как их вообще удалось построить. Тот, что находился прямо перед ними, мост Кинтора, был шириной в четыре тракта. От берега до берега, сплетаясь между собой, громадными скачками поднимались, опускались и снова поднимались широкие арки. Чуть ниже по реке стоял мост совершенно иной конструкции: тяжелое кирпичное ложе покоилось на поразительно высоких мостовых быках. Вверх по течению искрился и переливался мост, сделанный как будто из стекла.

Делиамбер пояснил:

— Это мост Короналя, справа — мост Понтифекса, а дальше, вниз по течению, — мост Снов. Все они древние и знаменитые.

— Но зачем строить мосты там, где река такая широкая? — недоумевающе спросил Валентин.

— Здесь одно из самых узких мест, — ответил Делиамбер.

Длина Зимра, по словам врууна, достигала семи тысяч миль.

Он начинался северо-западнее Дюлорна, в самом конце Ущелья, и шел на юго-восток через весь верхний Зимроэль к прибрежному городу Пилиплоку на Внутреннем море. Эта судоходная по всей длине, быстрая и феноменально широкая река стремительно неслась, извиваясь, как змея. На ее берегах стояли сотни богатых городов, главных внутренних портов, самым западным из которых был Кинтор. Почти вплотную к городу, едва различимые в облачном небе, подходили с северо-востока зазубренные пики Граничий Кинтора — девяти громадных гор, на холодных склонах которых жили племена суровых и мужественных охотников. Этот народ часто бывал в Кинторе, чтобы обменять шкуры и мясо на промышленные товары.

В эту ночь в Кинторе Валентин увидел во сне, что входит в Лабиринт для совещания с понтифексом. Сон был явственным, до боли отчетливым. Валентин стоял под холодным зимним солнцем на голой равнине и видел перед собой храм без крыши, с ровными белыми стенами, которые, как сказал ему Делиамбер, служили воротами в Лабиринт. С ним были вруун, Лизамон и Карабелла, все в защитных очках. Но когда Валентин ступил на голую гладкую платформу между белыми стенами, он оказался один. Дорогу ему преградило зловещее и ужасное существо чуждой формы жизни. Оно не принадлежало ни к одной из нечеловеческих рас, издавна поселившихся на Маджипуре. В нем было что-то таинственное и тревожащее: мускулистые толстые руки, красная кожа, срезанная под тупым углом голова и сверкающие желтые глаза, горевшие нестерпимой злобой. Низким звучным голосом существо спросило Валентина, какое у него дело к понтифексу.

— Нужно починить мост Кинтора, — ответил Валентин, — Заниматься этим — древняя обязанность понтифекса.

Желтоглазое чудовище засмеялось:

— Ты думаешь, понтифексу есть до этого дело?

— Я обязан просить его о помощи.

— Ладно, иди.

Страж портала поклонился с ядовитой вежливостью и отошел в сторону. Как только Валентин прошел мимо него, существо мрачно рыкнуло и захлопнуло ворота. Назад хода не было. Перед Валентином тянулся узкий винтовой коридор, залитый слепящим белым светом. Много часов Валентин спускался по спиралевидной дороге. Затем стены коридора расширились, и он оказался перед другим белокаменным храмом без крыши, а может быть, перед тем же самым, поскольку краснокожая тварь снова преградила ему путь, ворча с необъяснимой злобой:

— Вот понтифекс.

Валентин заглянул в темную комнату и увидел на троне имперского правителя Маджипура, одетого в черное и алое, с королевской тиарой на голове. Понтифекс Маджипура был многоруким и многоногим чудовищем с человеческим лицом, но с крыльями дракона. Сидя на троне, он визжал и ревел как сумасшедший. С губ понтифекса слетали страшные свистящие звуки, исходивший от него запах был нестерпимо отвратительным, черные Кожистые крылья с силой рассекали воздух, обдавая Валентина холодным ветром.

— Ваше величество, — с поклоном приветствовал его Валентин, — Ваше величество.

— Ваше лордство, — ответил понтифекс.

Он захохотал, потянулся к Валентину и подтащил его к себе. Валентин оказался на троне, а понтифекс с безумным хохотом вылетел в ярко освещенный коридор, громко хлопая крыльями и вереща, пока не исчез из виду.

Валентин проснулся мокрым от пота в объятиях Карабеллы, которая казалось испуганной, словно сама была свидетельницей его ужасного сна. Не говоря ни слова, она продолжала обнимать его, пока он не осознал, что проснулся.

— Ты три раза кричал, — сказала она, нежно гладя его по щекам.

— Иногда, — ответил он, — во сне устаешь больше, чем наяву. — Он выпил вина из фляжки. — Мои сны — тяжелый труд, Карабелла.

— Многое в твоей душе ищет своего выражения, мой лорд.

— И выражает себя весьма энергично, — заметил Валентин, кладя голову ей на грудь. — Если сны — источник мудрости, я молюсь, чтобы до зари не стать еще мудрее.