Гоар Маркосян-Каспер - Все зависит от тебя

— Ночью?

— Он же целый день спал.

— Ах да!.. Но флайеры ведь заняты.

— Флайер ему ни к чему. Пара местных ребят попросила его объяснить им, как управляться с компьютером.

— Вот как? — сказал приятно удивленный Дан. — Мертвецы восстают из гроба?

— Как будто. Может, еще не все потеряно.

— Интересно, с чего это?

— Ты когда-нибудь видел, как заставляют забиться остановившееся сердце?

— Пропускают ток?

— Да. Мы можем оказаться тем импульсом, который снова пробудит их к жизни. Вернув тем самым наш долг им. Или часть его.

— Долг? Ты имеешь в виду Эдуру?

— Не только.

— А что еще?

— Позже, Дан. Я пока не уверен, что не ошибаюсь. — Он улегся, как всегда, на спину, заложив руки за голову. — Спокойной ночи.

— Погоди! — возмутился Дан. — Ты мне ничего не рассказал.

— О чем?

— Как о чем? Где ты только что был?

— А-а… Что ты хочешь знать?

— Все.

— В подробностях или, так сказать, резюме?

— Да, наверно, резюме, — ответил Дан, подумав.

— Помнишь картину, которую вы с Наи обсуждали? Речь шла о том, что это может быть или красиво, или естественно.

— Формулировку, по-моему, предложил ты.

— Неважно. Так вот, это красиво. Похоже на пантомиму или даже балет. Один из участников… не Кнеуфи, он, оказывается, первое лицо в городе, но не в постели… один из участников выполняет как бы функцию постановщика. То есть говорит, кто, с кем, как. Это не так просто, поскольку, как справедливо заметил Патрик, никто не должен быть вне игры. Ну и… Ну и с нашей точки зрения, все это совершенно неестественно.

— Почему?

— Да потому что… В общем, как я понял, есть фундаментальное физиологическое отличие. Они получают удовольствие от всех этих движений, перемещений, рокировок, всяких ласк, словом, от процесса. Масса эстетики. Эдакая изящная любовная игра. И полное отсутствие финального аккорда. Не знаю, всегда ли его не было, или это следствие общего угасания, но сейчас его нет. Ни у кого. У нас такое случается у женщин. Холодных, а вернее, неразбуженных… Ну что, представил себе?

— Представил. — Дан задумался. Наверно, это похоже на кино, только не порнографическое, а эротическое, все эти красивые фильмы с пейзажиками, дизайном, роскошными нарядами и без лишних подробностей. — А музыка была, нет? — спросил он.

— Нет. Хотя вполне можно было бы представить какой-то аккомпанемент. Впрочем, я не уверен в том, что у них вообще есть или сохранилась музыка.

— Ага. — Дан уже думал о другом. — Ты сказал, у нас. В Бакнии тоже есть неразбуженные, как ты говоришь, женщины?

— Конечно. Они есть везде. На всех планетах.

На всех планетах… Дан удивился возникновению этого странного обобщения, но потом догадался.

— Ты подумал о кариссе Асуа, — сказал он. — Не так ли?

— Так, — ответил Маран после короткой паузы.

— Она тебе нравилась, — заметил Дан, не спрашивая, а утверждая, и Маран не стал возражать.

— Красивая женщина, — вздохнул он. — К тому же умная и тонкая. Знаешь, порой меня так и подмывало… особенно, после того, как она в доверительной беседе сказала мне, что никогда не испытывала удовольствия от близости с мужчиной…

— Намек, надо понимать.

— По всей видимости. Она в какой-то степени меня раскусила… Ну, это ведь своего рода спортивный интерес, смогу ли я добиться того, чего другим не удалось…

— Но ты все-таки не поддался.

— Нет. Хотя в какой-то момент был на волосок от этого, уже позднее, когда негодница Олиния заставила меня нарушить слово…

— Слово, данное Наи? — спросил Дан.

— Слово, данное себе! Ты неверного мнения о Наи, Дан. Она очень гордая женщина. Слишком гордая, чтобы вымогать клятвы в верности. Ты должен был понять это после истории с медальоном. Отдать столь дорогую сердцу вещь, сделав вид, что даришь какую-то безделицу…

— Поэт ведь расценил это как своеобразный обет.

— Так оно и было. Она дала слово. Не мне, а себе. Не зная, питаю ли я к ней те чувства, которые… Я ведь не очень-то открытый человек, Дан, и она не могла понять… И однако дала слово. Так неужели я не был способен ответить ей… не тем же, гораздо меньшим?

— Вот почему ты придал такое значение тому эпизоду! Тогда твое поведение мне показалось не совсем адекватным. Я же отлично знаю, что подобные вещи значат для тебя куда меньше, чем для меня.

— В общем-то, да. Я мог бы переспать хоть со всеми придворными дамами Олинии, мое отношение к Наи от этого не изменилось бы ни на йоту. Но то обстоятельство, что Наи может узнать…

— И все-таки я не понимаю, как.

— Думаешь, я понимаю? Я не стал выпытывать у нее, каким образом она догадалась. Что-то инстинктивное, наверно. Если тебе в глаз попадет соринка, тебе ведь не понадобиться заглядывать в зеркало, чтобы узнать об этом. Я думаю, это надо почувствовать самому, чтобы понять… Но упаси боже такое почувствовать!

Дан засмеялся.

— Один мой знакомый когда-то давно утверждал, что он не ревнив. Ты случайно не знаешь, что с этим парнем сталось?

— Он умер и похоронен. В общем, я имел об этом представление. Чисто теоретическое, но имел. И дал себе слово, что не буду доставлять Наи подобных огорчений. В конце концов, это всего лишь та цена, которую мы платим за столь милую нашему сердцу работу. Ведь отнюдь не на каждой планете возникают те возможности, которые в этом плане предоставляла Эдура. Короче говоря, я дал слово. А нарушать свое слово я, как тебе известно, не люблю. Даже если о нем никто не знает. Потому я и впал в такую недостойную истерику, когда Олиния навязала мне себя. Смешно ведь, если подумать! Эка невидаль! Но мне пришлось ломать себя. Не физиологически, но психологически.

— Потому и во второй раз это было бы проще. Ты уже переступил барьер, и терять было нечего. Семь бед, один ответ.

— Наверно, так.

— Почему же тогда ты не стал искать сближения с кариссой?

— Сам не знаю. Вдруг пропала охота соревноваться, ставить рекорды. Чего ради? За победами приходит пустота.

— За победами приходят лавры, — возразил Дан.

— Лавры это лишь слабое утешение для того, кто уже пережил свой звездный миг. Миг, когда преодолевается планка или рвется финишная лента. Миг, когда объявляют, допустим, итоги референдума. Миг, когда ставишь последнюю точку в дописанном романе. Миг обладания женщиной, наконец, если твоя цель всего лишь обладать ею. Человек, приобщившийся к высшим ценностям, начинает понимать, что все прочее лишь бледная тень того, что он имеет. Или еще меньше.

— Ты говоришь о любви? — спросил Дан.

— Сейчас да.

— Удивительно, — сказал Дан задумчиво. — Зная тебя так, как узнал я за первые два года нашей дружбы со всеми их перипетиями, с Ланой, с этими твоими дернитскими загулами, я никогда не подумал бы, что ты способен вот так взять и влюбиться с первого взгляда.