Виталий Вавикин - Лики звезд

– Я знаю.

Она ушла, оставив его наедине со своими мыслями.

Он заказал еще чашку кофе, выкурил в туалете сигарету с марихуаной, а когда вышел на улицу, увидел, что она ждет его.

– Я думал, ты уйдешь.

– Я и ушла…

Они ввалились в подъезд и занялись любовью, прижимаясь к холодным стеклянным стенам.

– Может быть, все дело в феромонах? – спросила Молли. – Ну знаешь, как те, что выделяет самка шелкопряда, привлекая самцов?

– И кто из нас кого привлекает?

– Оба, – она прижалась к нему, пряча лицо от случайных прохожих.

– Хочешь еще? – спросил Дорин, гладя ее волосы.

– С тобой всегда хочу, – она подняла голову, вглядываясь ему в глаза. – С небольшими передышками, но хочу.

Усталость. Время тянется, как резиновое. Вино, сигареты с марихуаной, скульптуры и картины – все это может свести с ума. Молли чувствует, как безумие пробирается в сознание. Сколько можно работать, приближаясь к неизбежному?! Она смотрит на то, что закончено. Смотрит на то, что еще только предстоит закончить. Даже на то, что еще находится лишь в ее голове. Зачем она это делает? Зачем занимается тем, что никогда не будет принадлежать ей? Куза вернется и выбросит все эти картины и скульптуры. А если не выбросит, то присвоит себе то, что создавалось с таким трудом, – образы, в которых Молли прячется от своего отчаяния и одиночества. Никакой тоски. Ничего, что напомнит ей о происходящем. Загорелые и безмятежные люди. Бескрайние моря. Чистое небо. Сказочно красивые лица. Девственные леса. Неподвижные озера. Все, кроме стихий и водопадов. Все, кроме того, что напоминает хаос, безумие, беспомощность. День за днем. Месяц за месяцем.

– Ваше? – спрашивает Хак, показывая Молли пачку сигарет, которые Кэрролл берет у нее целыми блоками.

– Как ты нашел меня? – спрашивает Молли, заставляя себя не закрывать дверь. Сердце бешено бьется в груди.

– Послушайте, Куза…

Хак еще что-то говорит, но Молли уже не слышит его. Разворачивается и идет в мастерскую, оставив открытой дверь. Куза. Она – Куза. И Хак пришел к ней не потому, что она – Молли.

– Постойте! – он идет следом за ней.

Слова отрывками врезаются в сознание. Бессвязные. Бессмысленные. Голова идет кругом. Еще что-то родное, ставшее до боли чужим. Она стала чужой.

– Что с вами?

– Ничего, – Молли чувствует тошноту.

Нужно выпить. Нужно закрыться в мастерской. Сбежать к спасительным картинам. Ноги подгибаются. Хак ловит ее на руки.

– Отнеси меня в спальню, – она чувствует его руки на своей спине. Прижимается к его плечу. Вдыхает его запах. Обнимает за шею. Пусть теперь время остается резиновым на веки! Ей хорошо здесь и сейчас.

– Какая из этих комнат спальня? – спрашивает Хак.

– Та, где кровать, – шепчет Молли. Касается губами его гладковыбритых щек. Глаза застилают слезы: теплые, желанные. Они останутся здесь на ночь. Вдвоем. Он и она. Будут лежать, прижавшись друг к другу, и слушать, как их дыхания тихо перешептываются о чем-то между собой.

– Вы больны? – спрашивает Хак. – Вам нужна помощь?

– Нет, – она чувствует, как он опускает ее на кровать. – Не уходи, – крепче обнимает его за шею, прижимая к себе.

– Молли.

– Молчи, – она боится даже поверить. Он узнал ее. Почувствовал. Вспомнил. Неважно! Главное, что он здесь. С ней. Такой теплый. Такой родной.

– Я пришел из-за Молли.

– Из-за Молли? – разочарование снова поднимается тошнотой к горлу.

– Эти сигареты, – Хак показывает пачку, которую она не видит за пеленой слез. – Зачем вы даете их ей?

– Зачем?

– Вы делаете это специально, да? Боитесь, что она затмит ваши достижения? – его глаза горят гневом. Гневом на нее – на человека, ради которого он пришел сюда. Господи, как же не сойти с ума?

– Прикури мне одну.

– Что?

– Пожалуйста, прикури мне одну из них, – Молли устало поднимает голову.

Он ненавидит ее. Злится на нее – на Кузу, потому что не может злиться на Молли. Но ведь она и есть Молли.

– Черт! – она со стоном забирает у него сигареты. Открывает пачку, прикуривает. – Какой же ты идиот.

– Что?

Молли не отвечает. Падает на мягкие подушки. Лежит, наблюдая, как дым устремляется к потолку.

– Вы не понимаете! – отчаянно подбирает слова Хак. – Ей не нужно все это! Она не такая, как вы.

– Такая.

– Нет! Я знаю ее с детства. Я был с ней, когда вы даже не знали о том, кто она такая! И не стройте из себя благодетелей! Вам всем наплевать! Наплевать на нее! – Он наклоняется к Молли. Смотрит ей в темные глаза. – Оставьте ее в покое!

– Иначе что? – Молли невольно вспоминает Кауфмана.

Как заставить себя не думать о том, что было? Как убежать от себя самой? Как пройти по дороге, которая никуда не ведет?

– Ты ничего не знаешь о женщине, с которой живешь, – говорит Молли. – Никто не знает. Даже она сама.

– Вы не в себе!

– Это ты не в себе! – Молли улыбается. – Думаешь, что все понимаешь? Глупый! – Она заставляет себя подняться. Ползет от изголовья кровати к изножью, где стоит Хак, пытается прижаться к нему. – Спроси ее, о чем она мечтает? Спроси о ее надеждах. Спроси о библиотеке на Идмоне. Спроси о том, что было у нее с Кауфманом.

– Он гей.

– Ты так думаешь? – Она гладит его живот. – Глупый, наивный мальчик. Думаешь, Молли когда-то любила тебя? Нет. Ей нужны были только ее картины и тот, кто сможет выносить ее такой. Верить ей. Прощать ее.

– Это не так.

– Именно так. – Молли расстегивает ему рубашку. Прижимается губами к обнаженной коже. – Иногда нужно пройти десяток дорог, прежде чем сможешь понять, что идешь совершенно не тем путем. – Усталость накатывается с такой силой, что Молли не понимает, что происходит. Не отдает себе отчет. – Останься со мной, – она расстегивает ему брюки. Ненавидит себя за то, что делает, и ненавидит его за то, что он не останавливает ее. – К черту надежды! К черту мечты и ожидания! Я та, кто ценит и понимает тебя. Та, которой ты нужен.

– Нет, – Хак отстраняется от нее. – Я не верю тебе. Не верю ни одному твоему слову! Чертова наркоманка!

– Не уходи!

– Отстань от меня! Отстань от меня и от Молли! Оставь нас в покое! Слышишь?

– Всего одна ночь! – Молли, шатаясь, поднимается на ноги, стягивает платье, обнажая грудь. – Всего одна ночь, пожалуйста!

Но Хак уже не слышит ее. Лишь где-то далеко хлопает входная дверь. И снова тишина, в которой давно уже нет спасения.

Боги и люди. В божественном городе, созданном руками людей. История Молли. Хак смотрит на нее, слушает, верит.

– Зачем ты рассказываешь мне об этом?

– Я не знаю, – она вспоминает Дорина. Слышит его голос, чувствует прикосновения.

– Куза говорила мне, но я не поверил.

– Говорила? – Молли невольно начинает вдаваться в подробности. Смотрит на Хака. Боится, что он уйдет. Хочет, чтобы он ушел.