Вадим Бабенко - Черный Пеликан

Сейчас я думал о ней, борясь со сном, представляя ее в своей постели, не отвлекаясь на скрип двери и легкие шаги, и вдруг ощутил ее около себя, крупную и мягкую, бесстыдную, как в моих детских грезах. Я открыл глаза, встрепенувшись – да, это была не мисс Гринвич, это была Сильвия, вошедшая через незапертую дверь, но разницы уже не существовало: бывает, что нужен хоть кто-то рядом, а остальное можно додумать. Пахло вином, я зарывался лицом в ее тело, словно спасаясь от видений затянувшегося дня, а она направляла меня порывисто и властно, требуя больше, чем обещая, но затем будто покоряясь неизбежному и уже не желая ничего взамен. Скрывая свою слабость, она не просила у меня защиты – будто напротив, я нуждался в утешении, и она добровольно пришла на помощь. Я пытался спрашивать что-то, но она коварно ускользала, я настаивал – она лишь смеялась, притягивая меня к себе и дурачась, как девчонка.

После, становясь серьезной, она молча глядела мне в глаза, поглядев – отворачивалась равнодушно, будто обнаружив ошибку, и через минуту опять становилась игривой и щедрой. Я тонул в ее вздохах и проваливался в быстрый хмельной сон, из которого меня вновь вызволяли недвусмысленными прикосновениями. Потом я проснулся один и увидел лишь солнечный луч на полу и истерзанную подушку. Начинался новый день – я мельком подумал о нем и тут же сморщился от жажды и головной боли.

Через несколько часов к головной боли добавилось ноющее плечо, в которое врезался ремень громоздкого рюкзака. Мы шли пешком, плутая по едва заметной тропе, как группа беглецов, давно утративших связь с покинутым местом. Вчерашний пьяный ужин вспоминался с неловкостью, а ночь после него и вовсе забылась – утром за завтраком Сильвия спокойно встретила мой взгляд, равнодушно улыбнувшись и поздоровавшись без намека на близость. Теперь я бездумно считал шаги, не имея больше повода для фантазий. Казалось, мы бредем уже целую вечность, но солнце было еще в зените, и день вовсе не думал клониться к вечеру.

Гиббс шел впереди, порой оглядываясь, но не говоря ни слова. Он вообще был молчалив с самого утра – неприязненно оглядел нас, собравшихся у входа перед грудой вещей, быстро показал, что кому взять, лишь изредка поясняя короткими понуканиями, и все так же молча зашагал прочь от мотеля к зарослям кустарника, обступившим пологий округлый холм – первый из тех, что нам предстояло одолеть. Я чувствовал себя скверно – вчерашняя попойка давала себя знать, да еще и рука, укушенная болотным пауком, отвратительно ныла, отдавая в спину при малейшем усилии. Я не мог поднять ею ничего серьезного, как вчера и предрекал Гиббс, сетуя на мою нерасторопность, так что мне повесили на другое плечо пресловутый рюкзак, который показался совсем не тяжелым, но уже через час от него одеревенели все мышцы. Основная часть поклажи досталась Кристоферам, ничуть против этого не возражавшим. Сильвия и Стелла тоже несли кое-что – без споров и жалоб, хоть я и видел, что им нелегко. Гиббс был нагружен меньше всех – и бодро вышагивал во главе, постукивая деревянным посохом. Я подивился было такой несправедливости, но потом решил, что так надо – несколько раз он замирал на месте, делая нам знак остановиться, потом вдруг срывался и отбегал вбок шагов на пятьдесят, внимательно что-то высматривая под ногами, потом возвращался, бежал в другую сторону и лишь затем снова вел нас вперед, чуть заметно свернув и вновь угадывая неуловимую тропу с множеством развилок.

Перед выходом, едва спустившись во двор, я стал вертеть головой в поисках наших лендроверов, но их нигде не было видно. Потом стало ясно, что дальше мы продвигаемся своим ходом, и это изрядно меня расстроило. Улучив момент, я даже спросил у Кристофера-второго, с которым, мне думалось, мы стали ближе после вчерашнего переезда, в целости ли джипы, и где они кстати, а главное – почему мы оставили их сегодня? Мне не хотелось выказывать слабость, но перспектива пешего похода не радовала ничуть, тем более, что наезженная дорога вовсе не кончалась у мотеля, а вела куда-то – мне казалось в нужную сторону, на восток – и я даже увидел, оглянувшись, проехавший по ней автомобиль. Кристофер ухмыльнулся и, подозвав Кристофера-первого, пересказал ему мой вопрос, после чего тот ухмыльнулся точно так же, и они стали подшучивать надо мной, зная свое превосходство и изъясняясь глупыми загадками, как зарвавшиеся клоуны. Ничего интересного я, впрочем, не услышал, все подковырки сводились к тому, что дорога, пусть проезжая и даже очень, ведет совсем не туда, чего я конечно знать не знаю – ведь она не обозначена ни на одной карте, как и любая другая дорога в дюнах, потому что и карт-то таких не существует по причине давнишнего категорического запрета. Эту нехитрую мысль они повторяли на разные лады, и я покраснел в конце концов, мне показалось, что Кристоферы намекают со всей откровенностью на мои недавние топографические усилия. И впрямь, ухмылялись они довольно-таки гадливо, так что язык чесался от желания поставить их на место.

Мне тоже было, что сказать – и про дюны в том числе – я не только болтался без дела в ожидании похода, да валял дурака в столице, пристреливая свой кольт. Я б легко мог процитировать им путеводитель Блонхета и еще пару-тройку источников, которые, хоть и теряли апломб очевидцев, чуть речь заходила о «приокеанских территориях», но все же честно старались просветить постороннего насчет мест, куда, по их единодушному мнению, соваться не стоит. Про карты – точнее, про их отсутствие – там тоже было, хоть какие-то старые, чуть не рисованные планы местности по-видимому сохранились, и одна из книжек приводила такой план в качестве иллюстрации, честно предупреждая, что доверять ему нельзя: во-первых, он, наверное, был неправилен с самого начала, а во-вторых, вся местность с тех пор успела неузнаваемо измениться, причем не один раз. «В связи с местными географическими особенностями» – невнятно пояснялось у Блонхета, и потом та же формулировка не раз еще мелькала там и тут беспомощным вестником неведения, лишь кое-где сменяясь суровой прямотой, как например в безапелляционном: «Местная флора и особенно фауна изучены плохо!» – пеняйте мол на себя, а к Блонхету не лезьте.

Все это пронеслось у меня в голове моментальным вихрем, и, поверьте, я мог бы кое-что ответить Кристоферам, чтобы они не слишком задирали нос, но не хотелось связываться, особенно после казуса с болотным пауком. «Да, я знаю, карты отсутствуют, – сказал я только и добавил по возможности небрежно: – В связи с местными географическими особенностями», – о чем тут же и пожалел, но было поздно.

«Какими-такими особенностями? – заинтересовался Кристофер I. – Просвети нас, турист, а то мы живем тут живем, да и знать не знаем».