Клэр Корбетт - Дайте нам крылья!

Каждый раз, как я видел летателей на балконах без перил или на краешке посадочной площадки, у меня замирало сердце. В доме у Чешира все было устроено точно так же. Но теперь, снизу, смотрелось еще поразительнее. Летатели непринужденно болтали, попивали чай или кофе, смеялись, — и все это на высоте пятидесяти-шестидесяти этажей!

Передо мной выросла новая башня, не чета прочим — еще выше, еще величественнее. Вся увитая зеленью, она напоминала руины, лишенные крыши, а стены ее, казалось, были испятнаны ярь-медянкой с золотыми прожилками. Раньше я знал о подобном лишь понаслышке: камень покрывали раствором, содержащим особые бактерии, и они разъедали стены причудливым узором золотой патины. Что за дурновкусие — выращивать на стенах золотую патину; так я считал раньше, пока не увидел, как это выглядит наяву, когда архитектор знает свое дело. Извивы золотых прожилок на зеленом фоне ласкали, нежили глаз — так обволакивает язык хороший кофе или шоколад. Передо мной было не что иное как знаменитая высотка «Золотой изумруд», два года назад выстроенная по проекту архитектурного бюро «Кон и Чешир». Чешир свое дело знал.

Мимо меня порхнула молодая женщина — она плавно влетела в двери салона «Крылья желания» на первом этаже. Казалось бы, после встречи с Авис Катон мне следовало уже привыкнуть к ошеломляющей и откровенной красоте летательниц, но я замер, пораженный. Холеное тело едва прикрывали туго натянутые лоскутки яркого эластика. Она задержалась на пороге салона, достала гребешок и стала прихорашиваться — приглаживала взъерошенные перья. Так же привычно, как подкрасила бы губы помадой. Вот летательница изогнулась, чтобы дотянуться до маховых перьев за спиной, и мышцы ее заиграли под гладкой кожей.

Так были одеты, вернее, полуодеты, только летатели. Упругая сверкающая плоть, что окружала меня со всех сторон, не будила желаний, ибо летатели не ведали ни стыда, ни бесстыдства. Они не бросали вам вызов своим видом, а попросту не обращали на вас внимания. «…Одарены/ Величием врождённым, в наготе/ Своей державной, воплощали власть/Над окружающим, её приняв/Заслуженно…»*, — вспомнил я цитату из «Потерянного рая» Мильтона.* Перевод Аркадия Штейнберга.

Между тем в широкие двери «Крылья желания» впархивали все новые посетители. Салон блистал хирургической чистотой и в то же время роскошью дорогой гостиницы. Стены и пол посверкивали бриллиантовыми вкраплениями, вспыхивали радугой красок. Посетители с удобством раскидывались в креслах, расправляли крылья на особые подставки, обитые мягкой материей, подставляли их местным служкам. Вот изогнулась молодая женщина, стройная, словно выточенная из мрамора, а вокруг нее хлопочет целая свита, вооруженная фенами, тальком с блестками, кремом — умащая, расправляя и припудривая белоснежное оперение. Процедура не на один час, зато какое будет зрелище, когда они закончат! Может быть, это невеста готовится к свадебной церемонии, предположил я. Один из работников суетился между креслами, подметая пол и смахивая со стен мерцающий налет просыпанной пудры.

Вот, значит, в какой мир прорвалась Пери Альмонд. Если верить миссис Гарпер, Пери согласилась выкормить младенца Чеширов, а взамен получила крылья. «Стоп, Фоулер, умерь свой пыл, — одернул я себя. — Давай без скороспелых выводов. В точности этого, слово в слово, Гарпериха не говорила».

Мне не давал покоя все тот же вопрос: зачем Пери похитила маленького Хьюго? Такой поступок резко противоречил ее желанию устроиться в мире летателей. Не пойму, что ею двигало — не найду ее и ребенка, яснее ясного. Что там Авис лепетала о каких-то Диких, об одичавших летателях? Может, процедуры по превращению не так повлияли на Пери и она одичала? Я извлек инфокарту и запустил быстрый поиск на слова «одичавшие летатели» и «дикие летатели». Увы, ничего толкового не нашлось, лишь какие-то слухи и пересуды примерно в таком ключе: «А вот у моего соседа зять исчез: перебрал бореина и улетел неведомо куда. Одичал, не иначе». Выскочило и несколько снимков прескверного качества — издали, при плохом освещении. Похоже, для летателей Дикие были существами столь же мифическими, каким для простых смертных когда-то — снежный человек. Я вспомнил видеозапись с камеры слежения, бледное, взволнованное личико Пери, и как нежно она гладила Хьюго по голове. Ничего бешеного и дикого в Пери не было. Значит, пора внимательнее приглядеться к следующему фрагменту моего ребуса.

Конечно, предпринимать какие-то шаги за спиной у заказчика, когда расследование еще только завязалось, — большой риск. Если моя самодеятельность выплывет наружу, клиент мигом поймет, что я ему не очень-то доверяю.

Доктор Елисеев был то, что называется «модный врач», и, вместе с шестью коллегами, принимал пациентов в самом высоком здании Аэрвилля — клинике «Альбатрос». Именно так гласила надпись гигантскими голубыми буквами, которая льдистым блеском отсвечивала на стенах этой высотки, вонзавшейся в небо, словно игла. Очутившись в приемной, я вбил название «Альбатрос» в поисковик. Конечно, кто бы сомневался: крупнейшая медицинская корпорация из числа тех, кто занимается исследованиями летателей. Передовые позиции — обошла всех конкурентов. Где же еще и работать Елисееву, если не под их, так сказать, крылышком. На экран инфокарты одна за другой выплывали новости самой разной тематики из самых разных источников: тут были и профессиональные журналы для медиков, описывавшие технические тонкости врачебных процедур, и сведения для широкой публики — о новинках и разработках по части превращения. Самое свеженькое, что нашлось, было посвящено новомодному стимулятору под названием Бореин. Корпорация «Альбатрос» участвовала в тендере на его применение и намеревалась выиграть. Вчитаться я не успел — меня вызвали в кабинет к Елисееву.

Как и миссис Гарпер, сам Елисеев был не из летателей. Он оказался моложе, чем я ожидал. Подтянутый, густые волосы слегка тронуты сединой. Естественно, рассказывать о пациентах он отказался наотрез — врачебная этика, тайна личности и все такое прочее, — но, стоило мне заикнуться, что Пери с Хьюго исчезли, как у Елисеева вся краска сбежала с лица. Он с трудом овладел собой и растерянно произнес:

— Я ничего об этом не знал, Катон-Чеширы мне не сообщили.

— Да, они не хотят, чтобы история выплыла наружу, — я старался говорить ровно и спокойно, чтобы Елисеев не заметил, как я удивлен. А я и правда удивился — не ожидал, что моя новость выбьет его из колеи. Почему он так расстроился?

— Оказывается, Пери наняли к Хьюго еще кормилицей, а не только няней, — продолжал я. — Кажется, чтобы у нее появилось молоко, ей делали какие-то инъекции. Насчет этого вы тоже не в курсе? Не участвовали?