Клэр Корбетт - Дайте нам крылья!

Испуга своего я не показал еще и потому, что в лифте, кроме нас с Чеширом, был еще один летатель-вкладчик, он без приглашения вскочил в кабину еще у подножия «Заоблачной цитадели». Теперь, когда лифт стал прозрачным, этот летатель удовлетворенно заметил:

— Ах, скорее бы посмотреть на вид с верхнего яруса!

Инфокарта коротко зажужжала. Сообщение от Уилсона. Обещает кое-что прислать ближе к вечеру. Днем пытаться взломать картотеку «Ангелочков» или архивы доктора Елисеева небезопасно — могут засечь, а вечером больше шансов, что взлом пройдет незамеченным.

На экране лифта высветилась новая надпись: «Вознеситесь на высоты Заоблачной цитадели. Изведайте пик счастья!» Надпись сменилась рекламным кадром — горделивая громада небоскреба, увенчанного верхним ярусом, который пронзал пухлые белые облака, словно нос корабля, рассекающего пенные волны. Когда здание достроят, на этом ярусе высадят альпийский лес, а с самого края, с контрфорса высотой в сотни метров, будет эффектно низвергаться водопад. Верхний ярус увенчивал острый шпиль, но у основания яруса лес расширялся и переходил в ажурную конструкцию, которая словно раскидывала над Городом сеть.

— Мы поднялись на ту секцию, которая будет вращаться, — пояснил Чешир.

— Вращаться? — переспросил я. Ну, наворотили!

Лифт замедлил ход.

— Здание по своему силуэту и конструкции задумано наподобие веретена или ракушки, оно закручивается, а вверху раскрывается как цветок с механическими лепестками, — со знанием дела пояснил Чешир нашему спутнику. — Обратите внимание, что конструкция имеет не только декоративную, но и практическую цель: распределение массы — чем выше, тем она меньше. Это, наряду с контрофорсом — дополнительными опорами, — обеспечивает постройке особую устойчивость. Однако на уровне облачного покрова верхняя треть постройки будет вращаться на триста шестьдесят градусов, совершая полный оборот с интервалом в час тридцать минут.

Лифт остановился. Дверцы разъехались — а за ними нас встретила пустота небесной синевы. Вкладчик как ни в чем не бывало шагнул в эту пустоту, за ним спокойно и привычно последовал Чешир. Мне и так уже было худо, а тут еще табло проклятого лифта каверзно объявило: «Двести пятидесятый этаж. Зона только для летателей, бескрылым вход воспрещен». Вот спасибо. Вот осчастливили.

Я все еще мешкал в лифте. Чешир оглянулся через плечо и вопросительно поднял брови.

— Идем, — с легкой улыбочкой сказал он. А потом нетерпеливо передернул крыльями, до самых кончиков перьев, так что по всему оперению прошла волна и крылья зашуршали, как листва на ветру. Меня обдало волной пряного аромата, сандалово-перечного; как я уже понял, этот запах был свойствен именно Чеширу. Пообщавшись с летателями, я усвоил, что у них свой, особый язык жестов, непохожий на наш; и диапазон оттенков в нем богатейший — от едва заметного трепета оперения до резкого движения, которым они распахивают крылья. Вот, например, обычные люди раздраженно передергивают плечами, а летатели — крыльями. Свой язык, как у иной расы.

— Пойдемте, пойдемте, это совершенно безопасно, — поторопил меня Чешир.

Безопасно?! Затащил меня на верхушку свой треклятой голубятни, на километр или больше над землей, и еще что-то чирикает мне про безопасность!

Я осторожно, опасливо вышел из лифта и оцепенел. Крыши над головой не было — все те же синева и пустота, а передо мной — ни малейших признаков парапета. Я стоял в километре над землей на краю пропасти. Вокруг нас расстилалось громадное пространство — верхний ярус Заоблачной цитадели. Там, где мы стояли, эта надстройка была пошире, а вдалеке и впереди суживалась, и впрямь напоминая носовую часть гигантского небесного корабля, что плывет по воздуху и рассекает не океанские волны, но облака, и разбрызгивает не пену морскую, но капли дождя. Засадить верхний ярус обещанным в проекте альпийским лесом и украсить водопадами строители пока не успели, но сама поверхность яруса была покрыта каким-то материалом, который словно вздыхал на ветру и переливался зеленью и серебром.

— Сюда, — лаконично произнес Чешир и, о чудо, не слетел, но, как обычный человек, спустился ногами по ажурной металлической лесенке, которая вела от лифта вниз, на поверхность верхнего яруса. Второй летатель последовал за ним, я тоже. При ближайшем рассмотрении серебристая зелень оказалась травой, которой уже засадили всю неохватную площадку. Спутник Чешира широко, размашисто шагал впереди меня, рассекая высокую траву, будто волны. Голова у меня снова пошла кругом, уже не от пропасти, которая разверзалась совсем рядом, а от того, что я иду по небу и в то же время по альпийскому лугу. В траве обильно пестрели луговые цветы, они сминались у нас под ногами, и от них поднимался свежий, сладкий запах. Луг простирался до самого края верхнего яруса — «нос» Заоблачной цитадели заканчивался крутым обрывом и силуэтом вправду напоминал бушприт корабля.

Впереди, над обрывом, набухла и беззвучно взорвалась сизая грозовая туча, нас окутало туманом, вокруг зыбились белые и серые влажные клубы, они закручивались, колебались и летели во все стороны, да так стремительно, что меня качнуло и я перестал понимать, где небо, а где земля. Странное ощущение: вроде бы и мутит, и страшно, а в то же время — упоение и восторг.

— Я бы хотел проверить ваш термогенератор, — сказал Чеширу вкладчик.

Мы приближались к бушприту, и я замедлил шаг. Грозовая туча сменилась другой, а навеса здесь не было, значит, нас окатит дождем, а еще наверняка обдаст шквальным ветром — как бы с ног не сшибло!

— Мистер Чешир! — окликнул я.

Второй летатель тем временем спорхнул было с обрыва, но порыв ветра швырнул его назад.

— В такую погоду только теплогенераторы и проверять, — неодобрительно буркнул Чешир.

Бушприт верхнего яруса смотрел в восточном направлении, и теперь, с самого края, мне хорошо был виден внушительный грозовой фронт, который навис надо всем Городом до самого океана. Я задрал голову и смотрел, как ветер гонит весь массив облаков в западном направлении, туда, где в отдалении, за равнинами, вздымались горные хребты. К северу и югу тянулись пригороды. А вон и поверхность океана сверкает в лучах солнца, которые прорезают тяжелые тучи и отвесно падают на водную гладь. Здесь, на высоте, отчетливо слышалось мерное завывание ветра: он напевно гудел в ажурных металлических конструкциях недостроенной пока верхушки, с которой мы только что спустились по лесенке. Второй летатель взмыл вверх, потом сложил крылья и резко, словно ласточка, нырнул вниз — в западном направлении. Интересно, он решил вернуться или отбыл, не прощаясь? Кто их разберет, как у них принято, у летателей.