Дмитрий Сергеев - Погребенные

— С той поры, когда в быт школы вошел механический экзаменатор, понятие шпаргалка стало анахронизмом. Обмануть учителя, живого человека кое-кому еще удавалось, но механический экзаменатор безгрешен.

Мы задались целью утереть нос хваленому автомату, а заодно и нашему учителю. Карманный вибратор, который мастерили мы с Бригом, должен создавать психронный эффект в небольшом радиусе.

На деле все оказалось не так просто, как выглядело на схеме. Чтобы успеть к экзаменам, мы пожертвовали лекциями по истории. Пока на учебном экране демонстрировались документальные и старые игровые фильмы из архивов, прерываемые пояснительным текстом, и весь класс увлеченно спорил, а преподаватель исподволь наталкивал умы школьников на поиск экономических, социальных и прочих закономерностей, которые в конечном счете произвели переворот, мы корпели над схемой и над деталями будущего вибратора. Другого выбора у нас уже не было.

— Вы обязательно засыплетесь на истории. — предрекала Инга. — Нежели вам не интересно? Такие события происходили.

— Не засыплемся. Вот если бы ты хорошенько разбиралась в бионике и альфатехнихе, ты бы сама плюнула на историю. — Сухари вы оба.

Мы таки успели вовремя. Испытывали свою шпаргалку на экзамене истории. Вибратор не подвел нас — у Брига и у меня в зачетках красовались пятерки с плюсом. Даже у Инги была просто пятерка.

— Ну что!? — торжествовали мы.

— Они еще ликуют. Невежды.

До сих пор не знаю, кто выдал нас тогда. Только не Инга — она вне подозрений. Если бы ей взбрело на ум разоблачить нас, она бы сделала это в открытую, а не тайком. Про наш вибратор стало известно. Прибыла даже специальная комиссия из научно-экспериментального института, который занимается проблемами альфатехники. Признаюсь, мы перетрусили. Пересдавать экзамены нам не хотелось.

Однако страхи были напрасными: все кончилось наилучшим образом. Такого исхода мы и не предполагали. Комиссию ничуть не интересовали заслуженные оценки в наших аттестатах или не заслуженные. Они восторгались компактностью прибора, предсказывали ему большое будущее. Правда, использовать его они предполагали не в качестве шпаргалки. Меня и Брига зачислили в тот самый институт, о котором мы оба мечтали, и без вступительных экзаменов.

На этот счет Инга сказала:

— Хорош институт, куда принимают безграмотных.

Ей самой пришлось выдержать жуткий конкурс. Инга, конечно, прошла: в отличие от наших пятерок отметки в ее аттестате были заслуженными.

Теперь она аспирантка на кафедре общественных прогнозов. Студенты называют их пророками и гадалками. Инга обижается, по-моему, напрасно — еще ни одно из их предсказаний не сбылось. Даже Инга не отрицает этого.

— Зачем же тогда гадать, то бишь прогнозировать?

— За версту видно невежду. Если бы вместо того, чтобы заниматься своей шпаргалкой, ты учил историю… Наша цель не предсказывать а предвидеть, предупреждать общество о возможной опасности, своевременно понять, во что может развиться та или другая тенденция. Это спасет человечество от ненужных затрат и потерь. Историков только радует, когда их предсказания не сбываются, значит, они не напрасно трудились.

— Дело историков изучать путь, по которому мы — создатели новой техники — направляем общество, — повторил я хвастливую фразу, которую слышал еще на первом курсе в институте.

Инга махнула на меня рукой. Чтобы избежать ссоры, я пошел на попятный.

— Выберу время — и засяду, проштудирую курс новейшей истории.

— Уже слышала.

Мысленно я дал слово выполнить это обещание и втайне от Инги.

В конце концов, история не такой уж скучный предмет. А главное, я отниму у Инги повод попрекать меня невежеством.

Вид из нашего окна в самом деле восхитительный. Такое впечатление, будто до водопада можно дотянуться рукой — окунуть пальцы в ледяные струи, ладонью ощутить неукротимую тяжесть обманчиво медленного потока. А внизу, в глубине ущелья, постоянно рождаются клубы разноцветного водяного тумана. Смотришь в окно и непроизвольно теряешь ощущение подлинности — кажется, и водопад, и ущелье снятся. А еще ближе, совсем уже перед гостиничными окнами, вдруг замечаешь слегка провисшие нити канатной дороги. По ней плывут оранжевые вагончики, через прозрачные стекла можно разглядеть лица пассажиров.

Обед, поданный в номер, был составлен из блюд старинной кухни — острых, ароматных и божественно вкусных.

— Немедленно в горы! — заявила Инга.

Уговаривать меня не потребовалось. Мысленно я уже воображал нас обоих в застекленном оранжевом вагончике, который бесшумно скользит по канату над ущельем, и мы пытаемся определить, которое же из гостиничных окон в наш номер.

Спортивные костюмы, лыжи и прочее снаряжение можно заказать по внутреннему каналу видеофона, но очень уж мне не терпелось самому пощупать, подержать в руках новенькие лыжи, проверить крепления, порыться, повыбирать…

Инга осталась в номере. Я отправился на спортивную базу при гостинице. Спустился на девятый этаж. Отсюда висячая галерея вела в старинный железнодорожный тоннель — в нем размещался склад.

Я не прошел и половины пути, когда карманный видеофон начал подавать сигналы вызова. Он лежал в левом нагрудном кармане, и сигналы слиплись с ударами моего сердца. Вызывает, конечно, Инга: хочет напомнить что-нибудь или же просто скажет:

— Я соскучилась, Гелий, — и виновато улыбнется.

Я еще чуточку помедлил, потом достал видеофон и включил.

Я ошибся… На экране возникло лицо моего шефа Индрика Штефана.

Из-за огромного расстояния изображение было не совсем четким, но подстраивать я не стал.

— Прошу извинить за неурочное вторжение, — произнес он и сделал безуспешную попытку любезно улыбнуться. — Дело крайне срочное. Где вы сейчас находитесь?

— В Геррберге, — сообщил я.

— Превосходно! — На этот раз улыбка у него получилась без труда. — Чудесное место для отдыха. — В интонациях его голоса прозвучала ирония. — К тому же у вас будет хорошее развлечение: вы как раз находитесь на месте происшествия.

— Происшествия? — машинально переспросил я.

— Да, да. — подтвердил шеф. — Слушайте внимательно…

У меня возникло ощущение, будто я нахожусь в его кабинете, сижу за его рабочим столом, и Индрик Штефан, по своему обыкновению подавшись вперед так что все его массивное лицо невольно видишь перед собою крупным планом, дает мне очередное задание. У него скверная привычка держать экран видеофона чуть ли не вплотную возле собственного носа, хотя он не близорук.

Не могу припомнить случая, чтобы кто-либо из сотрудников был потревожен в отпуске. Позабыл он, что ли? Или же у него имеются для этого веские причины.