Уильям Гибсон - Нулевой след

— Это даже чем-то напоминает вечеринку, — сказал Гаррет.

Милгрим потерянно стоял, вспоминая как звук мотора Кавасаки Фионы постепенно стих удаляясь.

Она получила сообщение от Гаррета и ушла оставив нетронутыми цыпленка и сэндвич с беконом на столе в кубе Вегас. Но сначала она прицепила короткие полоски прозрачной лески с крошечными рым-болтами спереди и сзади раскрашенного камуфляжем пингвина. Он помог ей протащить его через дверь и она закрепила его над крышкой гигантского красного ящика с инструментами Бенни, прижав леску молотком. Затем она быстро вернулась в куб и отдала ему iPhone пингвина. — Тот маленький микроавтобус что привез тебя сюда, — сказала она, — он скоро приедет. Жди во дворе, с пингвином. Он войдет в задний отсек.

— Куда ты едешь?

— Я не знаю. — Она застегнула куртку.

— Я отправлюсь в то же место?

— Зависит от Гаррета, — сказала она, и он предположил что сейчас она могла бы поцеловать его хотя бы в щеку, но она не поцеловала. — Будь осторожен, — сказала она.

— Ты тоже.

После этого она шагнула за дверь и ушла.

Он аккуратно завернул ее сэндвич и уложил его в огромный боковой карман нейлоновой курки, которая до сих пор была надета на нем. Он отдаст сэндвич ей, если увидит ее позже. Затем он заметил черный шлем Миссис Бенни на столе, и предположил что сегодня вечером он уже не будет кататься с Фионой. Он поднял шлем со стола и понюхал его внутренности, в надежде обнаружить запах лака для волос, но запах больше не ощущался.

Он повесил сумку со своим Эйром на плечо, повернул выключатель на итальянском зонтике вниз и вышел, закрыв за собой дверь. Если даже и был какой-то способ закрыть ее, он не знал как это сделать.

Подошел к ящику с инструментами Бенни, высвободил пингвина и вышел во двор. В левом, поднятом вверх, словно он держится за ремешок в вагоне метро кулаке он зажал леску.

— Уходишь? — спросил Бенни. В руках он держал один из фибергласовых обтекателей.

Милгрим даже и не думал что он еще здесь. До какого «поздна» вообще работает Бенни? Или теперь он тоже одна из шестеренок в плане Гаррета? — Они заберут меня, — ответил Милгрим.

— Ну бывай, — сказал Бенни, похоже совершенно не обратив внимания на пингвина. — Я закроюсь потом.

Через некоторое время подъехал маленький японский микроавтобус со шторками и люком в крыше. Стекло с водительской стороны было опущено. Миниатюрному, с японской внешностью водителю в идеально свежой, белой рубашке на вид было около пятидесяти. — Я помогу вам устроить это сзади, — произнес он с британским акцентом. Заглушил мотор и вышел наружу.

— Куда мы едем?

— Мне еще не сказали, но мы немного спешим.

Неисправное колесо ее сумки внезапно проснулось и защелкало как какой-то измерительный прибор зловещей точности, когда она тянула сумку по коридору к заднему фойе. Она собиралась попрощаться с хорьком хотя и сомневалась что смогла бы объяснить это свое желание кому бы то ни было. Гаррет мог бы ее понять. У него были свои странные способы уживаться со страхом. Она увидела пустое кресло-скутер, брошенное рядом с толстой стеклянной дверью, возле которой теперь стоял Роберт.

— Мои поздравления Мисс Генри, — необъяснимо и с нежностью произнес он, открывая и придерживая для нее дверь. После череды множественных акварелей вверх по лестнице, с безлюдными пейзажами с обязательными строениями вдалеке, плюс ее недавний эпизод с хорьком, у нее не было никакого желания подвергаться снова риску повышенной лиминальности. Поэтому она поблагодарила его, улыбнулась и быстро выскользнула из-под порт-кошер, который как ей казалось был построен для самых настоящих конных экипажей. При этом она немедленно оказалась рядом с задней частью высокого микроавтобуса с надписью «Неспешная трапеза». Большой, высокий свежеокрашенный насыщенной баклажанового цвета краской, с тускло-бронзовой надписью, словно бы сама королева была вегетарианкой и любила Обри Бердсли, если считать что «Неспешная трапеза» имеет отношение к вегетарианству.

— Привет, — сказала водитель, симпатичная брюнетка норвежской внешности в кепке как у Фолея. Она была профессиональным водителем и актрисой одновременно. Холлис знала все это, потому что подслушала как Гаррет нанимал ее через кого-то еще, но пока она не встретила ее сейчас она не понимала о чем идет речь. — За этими дверями две пристегнутых на молнии панели, — сказала водитель, показывая на заднюю часть автомобиля. — Я открою для вас первую, затем закрою ее, затем вы откроете и закроете вторую. Это для того, чтобы свет не было видно снаружи. Понятно? — Девушка улыбнулась и Холлис почувствовала что улыбнулась в ответ. Кроме управления машиной, Холлис знала что задача девушки привлечь внимание властей, в случае, если там, где они позже запаркуются, возникнут какие-нибудь проблемы. Теперь девушка открыла одну из задних дверей микроавтобуса, обнажив натянутую вертикальной стеной черную ткань, как в реквизите какого-нибудь фокусника. Она поднялась по трем очень крепким на вид, раскладным алюминиевым ступеням, прямо к поднимающейся вверх, высокой вертикальной застежке молнии. — Дайте мне вашу сумку. — Холлис отдала сумку. Водитель просунула ее в щель и спустилась вниз. Холлис поднялась по ступенькам, затем протиснулась в щель, ощутив странное прикосновение зубчиков молнии к своему запястью, затем повернулась и потянула застежку вниз, насколько смогла. Девушка перехватила эстафету с застежкой и утащила ее до самого низа, оставив Холлис в полной темноте.

За ней затрещала другая застежка молния, выпуская поразительно яркий свет. Она повернулась и увидела Гаррета, а за ним Пепа, надевающего на себя нечто, что она немедленно опознала как уродливую футболку.

— Я и не думала что она в буквальном смысле будет такой уродливой, — сказала она, перешагивая через вторую молнию.

Она была. Пеп, в черных велосипедных трико, одевал на себя огромнейшую, уродливейшую футболку из всех, что она когда-либо видела. Из тонкого, дешевого на вид хлопка, цвета приборов для стомы, похожего на псевдо-Кавказский телесный тон. По ее поверхности, уныло-черными полутонами были набросаны гигантские детали. Ассиметричные глаза на уровне груди и зловещий рот в районе промежности. Позже она уже не смогла точно сказать что именно делало эту футболку такой уродливой, за исключением пожалуй того, что это в каком-то смысле напоминало панк, в каком-то смысле искусство и фундаментально представляло собой некое оскорбление. Диагонали по краям продолжались с боков и вокруг трико. Рукава свободные. Пеп искоса поглядел на нее, или возможно просто посмотрел на нее, натягивая через голову ремень темно-зеленой курьерской сумки и складывая в нее то, что она опознала как еще одну Гарретовскую вещь для вечеринки.