Виталий Вавикин - Добро пожаловать в будущее

Ноги несут его прочь, в дом, где живет его мать, где живет Дюваль, когда приходит во внешний город. Стук в дверь. Удары в дверь. Старый замок сдается. Но квартира пуста. Эну оглядывается по сторонам. Машина для снятия отпечатков сознания стоит на столе. Такая редкая для внешнего города машина. Машина Дюваля…

Вспышка… Воспоминания обрываются. Воспоминания Эну, которые изучает Бирс.

Но жизнь продолжается.

Эну возле своего дома. В руках у него картридж с отпечатком сознания. Его сознания. Глаза слезятся, и кажется, что зеленые лучи все еще проникают в его умирающий мозг.

– Что-то случилось? – спрашивает сосед Мано.

– Случилось? – Эну смотрит в далекое вечернее небо. – Нет.

Он отдает Мано картридж с отпечатком своих воспоминаний и идет домой. На столе синтетический ликер. В комнате спят Унси, Мейкна и киберребенок… Тихо, лишь где-то далеко, бьют барабаны. Закрыть окна. Закрыть двери. Зайти в ванную. Накинуть на шею петлю. Подогнуть колени и закрыть глаза.

Утро. Замок лорда Бондье. Типография. Старый ворчливый уборщик смотрит на Бирса и качает головой.

– Нельзя так много работать, – говорит он, затем видит машину для снятия и переноса отпечатков сознания, хмурится.

Бирс трет руками глаза, пытаясь избавиться от нависших на веках чужих воспоминаний, закуривает синтетическую сигарету.

– Говорят, в этом городе есть киберлюди, это правда? – спрашивает он.

Уборщик хмурится сильнее, перечисляет киберживотных, которых видел.

– Но людей… – он качает головой, заканчивает уборку, продолжая хмуриться, уходит.

Бирс ждет, когда придет Брина, и задает ей тот же вопрос, что и уборщику. Брина смеется.

– А больницы? – он говорит об экспериментах над сознанием, говорит об измененных воспоминаниях.

– Ты слишком много времени проводишь во внешнем городе, – подмечает Брина.

– Художник, который делал твой голографический портрет, – он ведь тоже когда-то жил во внешнем городе?

– Я не знаю.

– И школа когда-то у вас была только одна.

– Может быть.

– И стены внутреннего города были не всегда.

– Я слишком молода, чтобы хорошо помнить об этом. – Брина меняет тему разговора, задает вопросы, относящиеся исключительно к работе.

– Художник рассказывал тебе о своих снах? – спрашивает Бирс.

– Он делал мою голограмму, а не встречался со мной.

– А его рисунки? Ты видела его другие рисунки?

– Я видела у него картину Ханны, с которой у тебя было свидание.

– И все?

– Другого я не помню, – Брина улыбается. – Ты задаешь все эти вопросы из-за того, что сделал перенос? Все еще чувствуешь власть чужих воспоминаний? – она предлагает хорошие пилюли. – Они помогают успокоиться. Если хочешь, то я могу достать для тебя немного.

– Нет.

– Но они нужны для переносов. Ты ведь сумел побороть страх и не будешь больше возражать делать переносы? – Брина напоминает ему о конфузе, который случился у нее в доме, когда они делали перенос. – А сегодня вроде все в порядке, – она смотрит на его брюки, снова улыбается, предлагает встретиться вечером и сделать еще один перенос. – Или же у тебя свидание?

Брина ждет ответа, но ответа нет. Есть лишь новые вопросы: о кланах вуду, о Дювале, о замке лорда Бондье, о бокорах внутреннего города, о бокорах внешнего города.

– Если ты решил написать об этом в своей первой газете, то судья и лорд будут явно не в восторге, – говорит Брина.

– Мне плевать на то, от чего они будут в восторге, а от чего нет. – Бирс чувствует, что начинает злиться. Брина улыбается и говорит, что ей нравится его напор и решительность.

– Если обещаешь поужинать со мной, то, думаю, я смогу помочь тебе с поисками бокора во внутреннем городе, – Брина улыбается и рассказывает, как встречалась когда-то с одним женатым мальчиком.

Они встречались ровно на два часа в восемь вечера по субботам в самом убогом квартале внутреннего города, где жила старая бабка мальчика. Прийти порознь, уйти порознь, но два часа быть вместе. Два чертовых часа. Старая кровать скрипит. От постельного белья пахнет нафталином. Бабка прогуливается по улице за окном. Для нее внук еще ребенок, которому жизненно необходимо отвлечься от жены. Бабка гуляет на улице полтора часа. Ждет, когда ее внук включит свет.

У нее в чайнике отвар из трав. Она возвращается и поит внука и Брину чаем, рецепт которого вычитала в каком-то старом журнале. На кресле у нее лежит пачка просроченных газет. Газеты повторяются. Десятки одинаковых статей. Десятки одинаковых фотографий. Просроченные новости дешевой желтой прессы, которые, кажется, никогда не утратят актуальность.

– Раньше нераспроданные журналы в конце дня выбрасывали, а сейчас хранят, как сокровище, – говорит Брина Бирсу, ссылаясь на рассказы стариков. – Издержки нашего производства, – вздыхает она, по-хозяйски оглядывая типографию, в устройстве которой еще пару дней назад совершенно не разбиралась. – Ничего не бывает безотходного, – говорит она. – Я знаю. – Ее указательный палец упирается Бирсу в грудь. – Знаю, потому что ты знаешь. Я видела это в твоих воспоминаниях, относящих к городу, откуда ты пришел. Даже «Elle» и «Glamour» иногда не распродаются. Верно? Но это уже геморрой менеджеров и маркетологов. Это их нервный срыв.

Брина закатывает глаза, вспоминая то, что видела во время переноса сознания Бирса. Она говорит, что не вся полезная информация бывает полезной. Говорит, что люди заложники прочитанных ими журналов, а журналы заложники полюбившихся людям героев.

– Чем больше поклонников, тем меньше отходов у этого производства. Если кассовые журналы не распродаются, то их забирают назад. Маркетологи ведут учет издержек. Издержки – это судьбы тех, о ком пишут в этих журналах. Чем больше издержек, тем меньше шансов появиться в следующем номере. – Брина кивает, соглашаясь сама с собой, снова вспоминает женатого мальчика, с которым встречалась, его бабку из внешнего города, стопки старых журналов возле кровати. – Но людям все равно, о чем читать. Лишь бы желтое. Лишь бы красочное и ненастоящее, как зубы киногероев в старых фильмах. Подделка подделки подделки, – Брина улыбается, показывая свои собственные белые зубы, говорит, что бабка мальчика всегда сравнивала ее, Брину, с просроченными кинозвездами старых журналов. – Иногда она просто открывала какой-нибудь старый журнал и начинала читать. – Брина тужится, стараясь изобразить старческий голос. – Почему мужчины так остро переживают измены своих жен и толерантно относятся к их лесбийским связям? Почему мужчины встречаются с проститутками, даже если отношения с супругой складываются благополучно? – Брина смеется, но в глазах обида.