Виталий Вавикин - Мир, где приносят в жертву планеты

– Ты чудовище! – сказала однажды пожилая женщина.

Это был первый и последний раз, когда Субира попыталась что-то объяснить постороннему человеку – после лишь уходила. Но уходить приходилось все чаще. Мать – и та позвонила ей и велела прекратить этот позор.

– Но ведь он почти что изнасиловал меня! – застонала в бессилии Субира. – Все они. Я считала их друзьями, а они… Они снимали фильм…

– Какой к черту фильм? – спросила мать. – О каком, мать твою, фильме ты вообще говоришь?! – заорала она в трубку. – Ты хоть понимаешь, что сейчас каждый второй житель этой гребанной планеты ненавидит тебя? – голос ее сорвался, но Субира уже не заметила этого. Упав на колени, она тихо плакала, зажимая руками рот, чтобы мать не услышала этого, чтобы никто не услышал этого.

Она ушла с работы, съехала с квартиры, спряталась в дешевом отеле, тратя накопленные деньги и боясь выходить на улицу, заказывая еду в номер. Не включать телевизор, не читать газет, не встречаться с людьми, не жить, не дышать…

Безим Фрашери появился на пороге номера убогого отеля, где жила Субира, когда она в серьез начинала думать о том, что жизнь уже никогда не станет прежней, что все закончится очень скоро. Закончится для нее. Мир продолжит свой бег. Суд закончится. И если Абидеми отправят в тюрьму, то толпа никогда не простит ей этого. Конечно, пройдет лет пять и все забудется, но как прожить эти пять лет? Как вообще жить после того, как закончится суд? Как спать, когда видишь кошмары, как безумная толпа врывается в твой дом и разрывает тебя на части?

– Что вам нужно? – устало спросила Субира, открыв Безиму Фрашери дверь. Нет, она бы никогда не впустила его, но он представился курьером из забегаловки, где Субира заказывала еду. Когда она открыла ему, то в руках Фрашери действительно держал пакет с едой, полученный от курьера. Но костюм его буквально пах миром, которому не было места в этом отеле-клоповнике. – Кто вы? – спросила Субира.

Фрашери представился, сказал, что финансировал фильм, в основе которого лежит история ее любовника. Субира попыталась захлопнуть дверь. Безим Фрашери предусмотрительно шагнул назад, чтобы дверь не ударила ему по лицу.

– Я не хотел напугать вас, – сказал он примирительно, зная, что Субира слышит его, потому что двери в этом клоповнике были чуть толще картона.

– Пошел к черту! – крикнула Субира.

– Вы собираетесь скрываться от мира вечно?

– Суд закончится, и все забудется.

– Не забудется. Я обещаю, что не забудется. Благодаря вам Абидеми Бэрнар стал мучеником. Благодаря вам мой фильм ассоциируется у людей с ним. Поэтому мы не можем бросить его. Понимаете?

– Мне плевать!

– Наши адвокаты могут выдвинуть встречное обвинение. Никто не сможет подтвердить, что вы сами не просили Абидеми стереть вам воспоминания. У вас не было денег, и он пожалел вас. А вы воспользовались его добротой и решили заработать денег на судебном процессе.

– Это неправда!

– Вас ненавидит весь мир. Как думаете, на чьей стороне будут присяжные?

– Убирайтесь к черту! – заверещала Субира, срывая голос.

– Хорошо. – Безим Фрашери поставил на пол пакеты с едой. – Я оставляю на пороге ваш ужин и свою визитную карточку. Если передумаете, то позвоните…

Субира не позвонила, даже когда ей пришла повестка в суд – встречное обвинение, обещанное Фрашери, а вечером, под окнами отеля, где она жила, собралась толпа возмущенных людей, обвинявших ее во всех смертных грехах. Ближе к утру Субира переехала в другой отель, но ее нашли и там. Она не знала, было это частью обещанного давления адвокатов Фрашери – они могли следить за ней и сообщать людям о каждом новом убежище – или просто случайность, но это было уже и неважно. Все уже было неважно. Жизнь сломалась, закончилась. Субира жила только для того, чтобы дотянуть до суда, когда насильника ее разума отправят в тюрьму – все остальное не имело значения.

Но настоящего суда так и не состоялось. Лишь какая-то пародия, где Субира была представлена Иудой. За ней не послали машину, заставив добираться в центр города на общественном транспорте, где каждый, казалось, знал ее в лицо. Только возле здания суда полиция окружила Субиру, защищая от гудящей негодованием толпы. Она не смотрела им в глаза – шла опустив голову, не думая о том, что будет после суда, не строя планов, словно уже была мертва, словно Абидеми забрал у нее не два часа воспоминаний, а всю жизнь, оставив лишь гнев и желчь мести.

Судья, облаченный в черную мантию, был мрачен и долго призывал всех к спокойствию. Через ряд от Субиры сидели жена Абидеми и его дети. В качестве свидетелей защитой были вызваны Джуд Левенталь, Феликс Денсмор и Йона Келлер. Субира слушала их показания и не могла уличить во лжи – вопросы строились так, что она действительно выглядела чудовищем, которому помог абсорбер, а она решила заработать на его имени денег. Никто ничего не знал, никто ничего не видел. Были только Абидеми Бэрнар и Субира Боне. Лицом к лицу. Ее показания против его. Да еще слова Феликса Денсмора, поклявшегося на Библии, что Субира сама призналась ему, что хочет забыть о разговоре с Абидеми. О разговоре, которого никто не слышал, кроме Абидеми, но большинство заявили, что абсорбер просто хотел рассказать любовнице о своей семье. После все видели, как Феликс успокаивает Субиру… И самым страшным для Субиры было то, что она и сама не знала, что произошло на той вечеринке в действительности.

– Они врут! – могла лишь кричать она, вызывая негодование судьи и обещание вывести ее из зала. – Они все врут! Врут! Врут! Я не могла сама попросить этого мутанта стереть мне воспоминания.

Услышав слово «мутант» собравшиеся люди загудели.

– Ну все, хватит с меня этого балагана, – потерял терпение судья.

Присяжные совещались меньше часа. Абидеми признали виновным в незаконном оказании услуг абсорбера и лишили пожизненно лицензии. Остальные обвинения с него были сняты. Его освободили, и под вспышки фоторепортеров он покинул здание суда вместе с женой и детьми.

– Я же говорил, что все будет хорошо, – сказал Феликс Денсмор, окидывая многозначительным взглядом Йону Келлера и Джуд Левенталь. – Жизнь – она ведь как качели – как бы сильно ты их ни толкнул, они все равно остановятся где-то посередине.

Слухи. Мрачные и пессимистичные. Они начали появляться, когда объединенное правительство Земли объявило о начале Великого переселения. Обещанные два десятка лет на подготовку сократились до восьми. Председатель правительства выступил по всем эфирным каналам и сообщил, что неверные сроки были названы специально, чтобы не создавать беспокойство и смуту, которые социологи прогнозировали в последние годы подготовки к переселению. Конечно, в словах этих была логика, но как только первый корабль с переселенцами покинул орбиту Земли, тут же пошли слухи о том, что никакого Переселения в действительности не существует, как не существует и пригодной для жизни планеты, а Переселение – это лишь хитрость правительства, чтобы решить проблему перенаселения. Но слухи эти ходили в основном в кругах тех, кто должен был остаться. Переселенцы верили в обратное.