Александр Смирнов - Чернокнижник

– Это только начало, – ответил Пётр.

– А как твоя книга будет называться?

– «Полёт в пропасть со сложенными крыльями».

Если бы Мишель был только сотрудником нобелевского комитета в области литературы, то он, конечно же, от своего русского друга побежал бы в издательство, чтобы редактор ни в коем случае не упустил будущий литературный шедевр, но Мишель сотрудничал и с другой организацией. Она, правда, никаких премий не давала в области литературы, но денежки в ней водились, и не меньше, а значительно больше.

– Господин полковник, – с пеной у рта доказывал что-то Мишель. – Этот человек обладает даром предвидения.

– Не можем же мы строить стратегию Северо-Атлантического блока на основании воспалённого воображения какого-то писателя?

– Он никогда не ошибается!

– Это хорошо, но задеты имена реальных политиков.

– В том то и дело, что кроме Хонекера ни одного имени и фамилии нет.

– Надо быть полным идиотом, чтобы не догадаться, какая женщина возглавляет правительство Великобритании. А человек с родимым пятном? Вы не поняли, что это Горбачёв?

– Значит, вам не нужна копия рукописи?

Полковник отрицательно помотал головой.

– Падение берлинской стены, роспуск Варшавского договора, этого же не может быть!

– Да, такого действительно быть не может, – согласился Мишель.

Он забрал рукопись и направился к выходу.

– Этот человек ещё ни разу не ошибался, – сказал он в дверях. – Предположим самое невероятное: вдруг он окажется прав? Что вы скажете своему шефу, когда он покажет вам его книгу?

Полковник сделал знак Мишелю, чтобы он остановился.

– Дай-ка мне рукопись.

Он взял в руки листы бумаги и выразительно посмотрел на них.

– За сколько же он написал столько?

– За один день.

– Быстро работает.

Полковник выровнял листы и положил их в ящик стола.

– Пусть пока у меня полежат.

– Я должен вернуть рукопись. Пока он не закончит книгу, рукопись должна быть у него.

Полковник извлёк рукопись и отдал Мишелю.

– Сделай копию и принеси мне, – сказал он.

– А что сказать Пьеру?

– С Пьером заключишь контракт от имени издательства. Условия должны быть такие, чтобы это всё, – полковник показал глазами на рукопись, – никогда и никому не попало.

– Но он захочет увидеть книгу.

– Надо так заплатить, чтобы этих мыслей у него даже не возникало.

Пётр сидел за столиком и не мог отвести глаз от сцены, на которой практически обнажённые девушки поражали своим искусством всех присутствующих. Филигранные движения кордебалета рисовали в сознании образ ни на что не похожий. Его можно, пожалуй, сравнить с бриллиантом, разбивающим прозрачный луч света на радужный спектр, от которого невозможно отвести глаз. Глаз не только мужских, но и женских. Глядя на эти совершенные во всех отношениях тела, понимаешь, что только Бог мог создать такую красоту, и что прятать её под материей не только безнравственно, но и преступно. Но не только точеные тела завораживали зрителей: музыка, танец, декорации и световое оформление превращали маленький островок земли в центре Парижа в подобие рая, куда человек за какие-то великие подвиги был прощён и снова возвращён господом.

Всё когда-то кончается, кончился и танец. Девушки ушли за кулисы, а зрители вынуждены были вернуться на грешную землю.

– Это Мулен Руж! – восхищённо сказал Мишель, разливая шампанское.

– В стране, откуда я приехал, всё это называется разврат, – заметил Пётр.

– Назвать это развратом всё равно, что гейшу обозвать проституткой, – возмутился Мишель.

«А разве это не так?» – хотела возразить Наташа, но на всякий случай промолчала.

– Однако, чтобы очутиться в этом раю, надо банально иметь деньги. Мы так увлеклись здешними красотками, что забыли для чего пришли сюда, – улыбнулся Мишель.

– Как, для чего? Посмотреть варьете, – ответил Пётр.

– Ты неисправим, – засмеялась Наташа. – Мы здесь, чтобы отметить заключённый сегодня контракт с издательством.

– Да, действительно. Контракт. Как я забыл?

– И не только контракт, а ещё и умопомрачительный гонорар, – напомнила Наташа. – Я предлагаю выпить за Мишеля – нашего друга. Что бы мы без него делали?

– Не стоит так преувеличивать значение моей персоны. Я просто выполняю свой долг.

– Нет, нет, никаких возражений, – возразил Пётр. – Если тост провозглашён, то его обязательно надо выпить. К тому же, я полностью согласен со своей супругой.

Хотелось выпить и за удачу, и ещё за многое, но на сцену вышли девушки, и посетители снова очутились в раю, забыв про нашу грешную землю.

Проводив русских друзей домой, Мишель добрался до своей квартиры и рухнул на диван, даже не раздеваясь. Может быть, для русских такое количество спиртного ничего и не значило, но для него оно явно переходило за рамки разумного. Голова трещала – только подушка и сон могли излечить неискушённого в питейных делах француза. Однако заснуть ему было не суждено.

Дверной звонок, будто дрель, пытался пробуравить своим сверлом голову. Мишель собрал последние силы, встал, прошёл по коридору и открыл дверь. На пороге стоял полковник с обезумевшим лицом. Не было случая, чтобы начальник такого ранга сам приходил к Мишелю. Обычно тот звонил, и Мишель летел пулей к своему повелителю, а сегодня…

Мишель потряс головой, думая, что ему всё причудилось, но головная боль тут же больно резанула по мозгам. Он схватился за голову и сморщился.

– Не удивляйся, это я, – сказал полковник.

– Что-нибудь случилось?

– У тебя выпить есть?

От этого вопроса к горлу Мишеля подкатился комок, и ему чуть не сделалось плохо. Он кивнул головой и рукой пригласил гостя войти в квартиру. Когда полковник сел на диван, Мишель подкатил к нему сервировочный столик и поставил на него бутылку коньяка и рюмку.

– Тут одной рюмкой не обойдётся, – возразил полковник.

– Что случилось? – спросил Мишель, ставя на столик фужеры.

Полковник налил коньяка, выпил и, посмотрев на Мишеля, с удивлением сказал:

– Рухнула Берлинская стена!

– Как? – не поверил ему Мишель.

Хмель моментально покинул его, головная боль прошла.

– Как? – ещё раз повторил он свой вопрос.

– Очень просто. Так, как написал Сапожников.

Полковник снова налил коньяк в фужер. Мишель пододвинул фужер для себя. После сообщения шефа Мишель был абсолютно трезв.

– А ведь мы были обладателями суперважной и суперсекретной информации, – сказал он Мишелю. – И эта информация без толку пролежала в письменном ящике стола.

– А я вас предупреждал, что надо рукописи Сапожникова дать ход. Представляете, сколько бы нам отвалили за то, что сейчас не представляет никакого интереса?

– Я не поверил. Разве в это можно поверить?