Александр Смирнов - Чернокнижник

– А что потерпевший? Потерпевший – барыга, он по жизни платить должен. Если его никто защитить не сумел, то его крышей будем мы.

Гена хотел возмутиться, хотел напомнить начальнику, что они офицеры милиции, а не бандиты, но почему-то сказал совсем не то, что хотел:

– У этого барыги за душой ничего не осталось. Его всего выпотрошили.

– Что, совсем ничего? – сочувственно спросил начальник.

Гена покачал головой.

– Жаль, а я хотел барыгу тебе оставить.

Начальник закрыл папку и положил её в ящик своего стола. Оттуда он вытащил другую и подал её Гене.

– Возьми, этого взяли при попытке ограбления сберкассы, у него есть, что взять.

Иванов Владимир Петрович был одним из тех членов общества, которые, обладая поплавком (значком высшего учебного заведения), в материальном плане шёл, как говорится, на дно. Во времена советской власти так и говорили: «поплавок зачастую бывает и грузилом». Понять это очень просто: Для того, чтобы занять мало-мальски значимый пост, необходимо быть членом партии. Однако вступить в партию, имея на груди поплавок, было не так-то просто. Партия в стране советов была рабоче-крестьянская, то есть, состояла из представителей двух основных классов общества – рабочих и крестьян. Интеллигенция, к коей относились люди, имеющие высшее образование, вообще ни к какому классу не относились, они квалифицировались, как прослойка. Совершенно очевидно, что если бы общество двигалось вперёд исключительно благодаря этим двум классам, то оно, если бы и дошло до чего, так это не до развитого социализма, а до пивного ларька, где с лёгкой душой пропило бы всё, включая и социализм. Именно поэтому интеллигентов, хотелось этого обществу или не хотелось, но принимали в партию. Должен же кто-то руководить государством? Не всем же только руки поднимать на собраниях? Именно поэтому в райкомах партии свято соблюдалось негласное правило: принять в партию одного инженера можно было только после того, как будут приняты в партию трое рабочих.

Владимир Петрович, уже второй год исполнявший обязанности начальника отдела технического контроля, стоял перед секретарём партийной организацией с заявлением о приёме в партию, потому как другим способом исключить из названия своей должности пресловутую аббревиатуру «ИО» не было никакой возможности.

– Я же тебе говорил, что пока мы не примем трёх рабочих, нам никто не разрешит взять инженера, – объяснял ему секретарь.

– Аркадий Иванович, но уже два года прошло! Неужели за два года не приняли ни одного рабочего?

– Ну почему же не приняли? Троих приняли.

– Тогда почему же опять осталось троё?

– Не можем же мы допустить, чтобы у нас директор не был членом партии! Пришлось его вставить вне очереди.

– Это что же, за два года всего трое рабочих?

– А ты что думал? Это ведь тебе партия для карьеры нужна, а им для чего? Они и без партии прекрасно обходятся.

– Выходит, что нашему рабочему классу партия не нужна?

Секретарь вздрогнул и осмотрелся.

– Ты думаешь, что говоришь?

– А что я такого сказал? Или у вас на вступление в партию очередь из рабочих стоит?

– Очередь стоит, только не из рабочих, а из карьеристов, вроде тебя.

– Что вы хотите этим сказать?

– А то, что слышал: тебе партия нужна только для одной цели – карьерного роста.

– Неужели вы считаете, что для руководителя карьерный рост ничего не значит? Вы-то для чего в партию вступали?

Секретарь снова подозрительно осмотрелся.

– Володя, ты совсем за своей речью не следишь.

– А что ты ёрзаешь, будто сейчас тридцать седьмой год? – забыв, что встреча носит официальный характер, перешёл на «ТЫ» Владимир Петрович.

Однако это обстоятельство нисколько не смутило секретаря партийной организации.

– Я, между прочим, в партию вступил, когда на рабочей сетке был.

Аркадий Иванович вдруг улыбнулся и с хитрецой посмотрел на исполняющего обязанности начальника ОТК. Тот, заметив это, понял, что секретарь нашёл какой-то выход из создавшегося тупика.

– А если тебе перейти на рабочую сетку? – вдруг предложил Аркадий Иванович.

– Мне? Я же инженер!

– А ты слышал выступление Леонида Ильича на съезде? Наша партия гордится тем, что среди рабочих всё больше и больше людей с высшим образованием.

– Да этим не гордиться, этого стыдиться надо. Государство тратит сумасшедшие деньги на подготовку инженера, а он потом, вместо того, чтобы реализовывать свои знания, гайки крутит!

– Почему гайки? В стране много станков с числовым программным управлением…

– В стране может быть и много, а на нашем заводе зубило и кувалда – вот весь инструмент пролетариата.

– Володя, давай будем рассуждать по государственному. Раз на съезде так считают, значит это государство устраивает. И не только государство, но и нас с тобой. У меня сразу рост по рабочему классу появятся, а ты через два года можешь считать себя членом КПСС.

– Как, через два года?

– А как ты думал? Не могу же я тебя сразу принять? Тогда всё белыми нитками будет шито. А через год – милости просим.

– Так через год. А второй?

– Про кандидатский срок забыл? Год отдай, и не греши.

– Чёрт с ним, – сломался Владимир Петрович, – оформляйте на рабочую сетку.

В доме Владимира Петровича если не объявили траур, то, во всяком случае, его придерживались. И на это были веские причины: человек с высшим образованием, начальник отдела, для того, чтобы иметь дальнейшее продвижение по службе, бросил свой отдел и пошёл работать слесарем.

– Нет, у меня в голове не укладывается, – сокрушалась супруга, – это только в нашей ненормальной стране могло произойти!

– Страна у нас нормальная! – не соглашался тесть. – Мы – первое в мире государство рабочих и крестьян.

– Папа, только не надо этих идиотских партийных лозунгов!

– Почему идиотских? Мой отец, твой дед, за эту власть кровь на гражданской проливали. И ничего страшного, если твой муж рядом с рабочим классом постоит! Не беспокойся, не запачкается!

Отцу стоило только хоть в небольшой степени негативно намекнуть или обмолвиться в адрес его любимого развитого социализма, как это приводило к очень бурной и болезненной реакции: он начинал кричать, махать руками и громить воображаемого врага, будто он находится в Первой конной армии под предводительством Будённого, а в руках у него не упаковка лекарств, а шашка, рубящая головы белых направо и налево. Разумеется, что реакция такого рода не могла ничего вызвать, кроме как повышения артериального давления, которое, в свою очередь, подтягивало приступ стенокардии. Самое неприятное, это то, что в таких случаях никакие медицинские препараты не помогали, потому что упрямый старик в припадке гнева просто отказывался их принимать. Но, как говорится, на каждый яд есть своё противоядие. Жена приносила старую прошлогоднюю газету «Правда» и подавала её мужу.