Виорэль Ломов - Мурлов, или Преодоление отсутствия

«Милая мамулька!» – видела она, дальше слезы застилали глаза и она по памяти проговаривала письмо вслух. А когда подходил или уходил поезд, она выкрикивала те строки письма, какие приходились на этот миг, швыряла их из последних сил в глухую безответную стену гранита. И слова эти были одни и те же: «Как я соскучился, мама, по тебе! Когда же мы будем вместе?» Слова эти смешивались с гулом ламп и людей, сквозняков и воспоминаний, смешивались в аморфный ком, утюжимый ревом подземки, и откладывались в прошлом плоскими серыми листами отчаяния. Придя в себя, она по привычке говорила: «Господи! Спаси и сохрани его! Спаси и сохрани!» – и шла домой. Вера Сергеевна не замечала, что уже несколько дней кряду за ее спиной сидит и прислушивается к ней, наклонив круглую голову, солидный господин в черном смешном котелке.

Сегодня, уже ближе к утру, прямо над спинкой кровати появилась жуткая рожа, скалится и тянет к ней руку, прямо к горлу. Она уж и вправо подвинется, и влево, а рука тянется, тянется, все ближе и ближе к горлу. А ей вроде как и просыпаться совсем не хочется, и от непрошеной руки хочет избавиться по-хорошему. Но когда поняла, что это не удастся сделать, не вытерпела, села на кровати и закричала во весь голос:

– Да сто чертов! Да сгинь ты, проклятая! – и перекрестила ее трижды.

И тут же очнулась. И впрямь, сидит она на кровати и кричит, срывая горло, в направлении входной двери, а рука еще в воздухе крест накладывает. И так зримо-зримо видит она, уже не во сне, что туда тень – ширк! – и исчезла, еще и занавеска колышется. Она вскочила, насколько бодро еще могла вскочить, и – к входной двери. Все закрыто! «Значит, – подумала, – знак первый оттуда».

А тут еще по два раза на дню, утром и вечером, по радио реклама «Бюро ритуальных услуг». И так бодро обещают весь комплекс услуг, что хочешь не хочешь, а захочешь. Так слушала она их месяца два, если не больше. Стала даже называть их для себя «Бюро добрых услуг» и до того привыкла к ним, что стоило закрутиться и прослушать это объявление, как не по себе становилось. Стали они Вере Сергеевне гарантом ее спокойствия. Хотя, кто хоронит мертвецов, тот сам мертвец. И тут-то она себя и поймала на мысли, что уже вступила на тот путь, который ведет к ним, в эту фирму, и каждый день делает им шаг навстречу. Вот и сон в руку.

И когда радиореклама подготовила ее по высшему разряду, раздался телефонный звонок и с того конца провода вежливо представились:

– Добрый день. Вас беспокоит «Бюро ритуальных услуг». Ваш заказ принят. У нас все готово. Начинать сегодня или завтра с утра?

Вера Сергеевна ничуть не растерялась, для нее это не было неожиданностью. Дело в том, что ей звонили все кому не лень. То требовали от нее какого-то Игорька, то отдел сбыта, то грозились покончить с собой… Один, должно быть, абсолютно глухой мужчина все добивался от нее на протяжении трех месяцев пуска второй очереди метро. Как-то пришел счет на двенадцать пенсий за разговор с Тель-Авивом и каким-то Уогга-Уогга.

Вот и на этот раз Вера Сергеевна не растерялась, а вежливо попросила подождать пять минут.

– Мы сейчас обсудим, и я вам перезвоню. Напомните мне, пожалуйста, ваш номер телефона.

– 665–445.

Через пять минут позвонила, ответил тот же голос.

– На завтра, – сказала, слабея, Вера Сергеевна. – Лучше с утра.

– К восьми?

– Лучше к девяти.

– Еще раз благодарим вас за ваш заказ. До завтра. Всего доброго.

Несколько минут она сидела, привыкая к своему новому состоянию. Может, кто пошутил? Да кто же будет так шутить? И, странно, самочувствие вдруг улучшилось: исчезла раздражительность, пропал постоянный свист в ушах, перестали трястись руки. Чудо, бок справа перестал болеть. Грызун, похоже, нажрался и на время уснул.

И снова звонок. Уточнить, что ли, хотят что-нибудь, подумала она. Оказалось, звонок не из «Бюро», а из таксопарка, который подает «Такси – в любое время и на любые расстояния».

– Вызывали?

– Нет, вы ошиблись, – даже улыбнулась она и совсем было положила трубку, да спохватилась. Ужасно хотелось перекинуться хоть с кем-то живым словом. – Вызывала, вызывала.

Назвала адрес, фамилию, номер телефона. Попросила заехать через пятнадцать минут.

Окинула взглядом комнату и собралась уже выходить, как раздался звонок. Что-то сегодня раззвонились… Уточнили заказ и сказали, что машина уже ждет под окнами.

– Под окном, у меня одно окно, – почему-то рассмеялась Вера Сергеевна.

– Тем лучше, – обрадовалась девушка в трубке.

Водитель был немолодой любезный человек с приятным лицом и тонкими руками.

– Вы трудились раньше в народном хозяйстве?

– Да, был преподавателем в СХИ. Грибков Н.А., – он указал на табличку с фотографией. – Не помните? С кафедры разведения. А я вас сразу узнал, Вера Сергеевна. Вы многим нравились. И не нравились, – улыбнулся он.

– Да, все в жизни имеет разные стороны, – улыбнулась она. Давно ей не было так приятно общаться с другими людьми. – И многие, кто знал меня с той стороны, где был институт, не узнают меня сейчас с этой стороны, где пенсия.

Когда Вера Сергеевна гляделась в зеркало, она видела себя неизменной Верочкой, какой была много лет назад, а из зеркала, между тем, на нее, на Верочку, глядела страшная старуха, которую даже она не признавала за самое себя.

Ее поначалу озадачил тот факт, что она уже старуха, и это открытие показалось ей внезапным. Но потом она подумала, что же в этом было внезапного? Как часто получается: смотрят люди – гибнет человек, медленно, но верно, и все думают, что и он это видит и все знает про себя. А этот человек в это время видит, оказывается, то же самое – только в них самих. А потом вместе и гибнут, не успев помочь или хотя бы предупредить друг друга. Ведь все давным-давно видели, как она неизбежно старится, и только она одна все это время смотрела, как старятся другие. А дальше-то уже и стареть было некуда. На рынке вон дед один дал просто так бесплатно три яблока. Бери, говорит, бабка, Христа ради. И она взяла. Взяла как должное.

– Куда едем, Вера Сергеевна? Не тревожьтесь, для участников войны у нас бесплатно.

– Тогда в Воронеж.

– В Воронеж так в Воронеж. Вы там жили?

– Да, училась. Перед войной.

Грибков сосредоточился на дороге. Машина выехала с пятачка, проехала перекопанную рощицу, спустилась на трассу и пристроилась к ряду других машин. Куда они ехали все? Она давно не ездила в автомобиле, наверное, уже лет десять. Какое-то время ее занимала езда, встречные машины и общее оживление на дороге, но подспудно не оставляло беспокойство, точно она забыла дома выключить утюг или запереть дверь. Дорога укачала ее и нагнала дрему. До Веры Сергеевны урывками доносилась тихая приятная музыка из приемника, мягкий голос Грибкова, шум и гудки встречных машин, скрежет тормозов на крутых поворотах…