Анатолий Домбровский - Черная башня

— Вы что, действительно стали бы стрелять? — спросил у Селлвуда Глебов.

— Есть вопросы, на которые я в течение какого-то времени отвечать не стану: не обязан, — ответил Селлвуд, пряча пистолет в карман. — Ваше нынешнее ощущение неба? — обратился он к Клинцову.

— По-моему, ничего не изменилось.

— По-моему, тоже. Кроме одного — облака снижаются.

— Этому есть объяснение, — сказал Холланд. — Сейчас они лежат на горячей подушке воздуха пустыни, их подпирают вертикальные потоки горячего воздуха. Но по мере того, как воздух будет остывать — а это неизбежно, так как солнечный свет не проникает через толщу дыма и пыли, — вся эта дрянь накроет нас. Это произойдет также в том случае, если начнется ветер. Словом, надо торопиться.

— Вы правы, Холланд. Все мы говорим: надо торопиться. Но почему-то не торопимся. Я знаю почему, — Селлвуд взглянул на свои наручные часы. — Наша воля к жизни уже подкошена, нас постепенно одолевает чувство обреченности. С этим надо бороться.

— Я не уверен, что ушедшие в штольню еще имеют шанс… — начал было Холланд, но Селлвуд тут же прервал его:

— Замолчите! — крикнул он. — Запрещаю что-либо обсуждать! Приступим к делу, — произнес он спокойнее. — Начнем с того, что перенесем в штольню продукты. Омар, — обратился он через Глебова к повару, — ведите нас к своему погребу.

Продуктов оказалось не так много, как можно было предположить: три ящика мясных и рыбных консервов, несколько банок топленого масла, сушеный картофель, фрукты, макароны, сахар и соль. Если бы беда нагрянула днем раньше и все рабочие — а их было шестнадцать человек — остались бы здесь, не улетели бы на базу вместе с Филиппо, этих продуктов хватило бы не более чем на две недели.

— Теперь нас — тринадцать человек. Продержимся месяц, а при известной экономии — и больше, — сказал Селлвуд. — Запасая продукты, Филиппо, конечно, не учитывал возможность катастрофы, и все же он сукин сын: могли произойти другие непредвиденные события, из-за которых доставка продуктов с базы могла бы оказаться невозможной. Например, международный конфликт, в который ввязалась бы база, что вполне реально в нашем неустойчивом мире, особенно в этом регионе, и тогда всем было бы не до нас. А что еще реальнее — наступление длительного периода бурь, когда к нам не смог бы пробиться ни один вертолет. Мы еще вспомним Филиппо, когда вскроем последнюю банку консервов, — мрачно закончил Селлвуд.

— Ты полагаешь, Майкл, что нам придется пробыть здесь так долго? — спросил Клинцов.

— Все может быть, — ответил Селлвуд.

Холланд вспомнил о противогазах, но их только четыре. Один из пятерых должен был остаться без противогаза. Клинцов предложил разыграть противогазы на спичках, но Селлвуд сказал:.

— Мы ни в чем не должны доверяться случайности. Только разум, господа, наш поводырь. Будет разумно, если от противогаза откажусь я. Я старше всех вас, и, стало быть, моя потеря будет наименьшей из всех возможных потерь. Наденьте противогазы, господа! Это мой приказ.

— Глупо, Майкл! — возразил Клинцов.

Селлвуд повернулся к нему и, чеканя каждое слово, сказал:

— Мы, кажется, договорились, что не будем обсуждать мои приказы!

— Хорошо, хорошо, — согласился Клинцов. — Просто я подумал, что твой фельдмаршальский талант нам еще понадобится…

— Спасибо, — не дал ему договорить Селлвуд и засмеялся. — Спасибо за столь высокий чин. Выполняйте приказ, господа.

Все, кроме повара Омара, надели противогазы. Омар, никогда не имевший дело с противогазом, никак не мог с ним справиться. Ему помог Селлвуд.

Работать в противогазе было дьявольски трудно. И Клинцов, когда его никто не видел, несколько раз просовывал палец между щекой и респиратором, чтобы хоть немного отдышаться. В конце концов Холланд заметил эту «хитрость» Клинцова и погрозил ему кулаком. Но ни Холланд, ни Селлвуд не заметили другого: когда Клинцов и Омар подкатили бочку с горючим к штольне, из нее бесшумной тенью выскользнул один из сыновей Омара, уволок отца в штольню и через несколько минут появился снова, но уже в противогазе. Установить, что это не Омар, не представлялось возможным: ни ростом, ни одеждой сын не отличался от отца, а противогаз надежно скрывал его лицо. Разве что сил в нем было больше и работа у него спорилась, но это видел только Клинцов. И молчал. «Какими бы ни были обстоятельства, — подумал он, — сын вправе пожалеть своего старого отца».

Работали до вечера, с небольшими передышками. Впрочем, о том, что наступил вечер, определили только по часам: тьма так и не рассеялась. Совсем выбились из сил, когда перетаскивали к штольне электростанцию: совмещенный с генератором и укрепленный на стальных полозьях двигатель. Во всей этой махине было килограммов триста. Впряглись в нее впятером, двигали рывками. На полпути заспорили, надо ли тащить ее к штольне. Решили, поспорив, что надо: иначе, чтобы запустить электростанцию, Вальтеру Шмидту пришлось бы всякий раз выходить из штольни. Запускать же ее придется хотя бы для того, чтобы качать из скважины воду. Понадобится также подзарядка аккумуляторов радиостанции, если Вальтеру удастся самому наладить ее. Он сказал Селлвуду, что, вероятно, удастся, если ему позволят разобрать на запчасти хотя бы два транзисторных радиоприемника.

Дотащив электростанцию до входа в штольню, упали в полном изнеможении. А еще предстояло перенести в штольню всякие емкости: бутыли, кастрюли, баки, ведра — для хранения воды и приготовления горячей пищи.

— Следовало бы сделать это в самом начале, — сокрушался Селлвуд. — Боюсь, что все это уже заражено. Холланд потом проверит с помощью своего счетчика.

Перенесли также одежду, постельное белье, мелкие личные вещи. Все это свалили в глубине штольни, не донеся до зиккурата, до камер, в которых укрылись женщины и остальные члены экспедиции. Таково было распоряжение Селлвуда, опасавшегося, что одежда, белье и вещи также заражены.

В завершение работ предстояло сделать еще два важных дела: подвести к штольне водопровод и протянуть от электростанции до помпы кабель.

— Поесть бы, — сказал во время короткой передышки в штольне Глебов. — Нет никаких сил.

— Чтобы поесть, — ответил Селлвуд, который, отдыхая, лежал на спине, широко раскинув руки, — надо войти в камеры. А войти туда в этой одежде мы не можем. Придется потерпеть. Когда сделаем все необходимое, сбросим с себя одежду, помоемся и войдем, — он приподнялся, отстегнул от ремня флягу с водой и протянул ее Глебову.

— Голые войдем? — спросил Клинцов, подумав, что его вопрос вызовет ободряющий смех.

— В трусах, — серьезно ответил Селлвуд.

Смеха не получилось. И не потому, что ответ Селлвуда прозвучал серьезно, а потому, что все слишком устали. Глебов от фляги Селлвуда отказался.