Вениамин Хегай - Мерзиния

– Точно!.. – он вздохнул. – Тут, я думаю, дело в психологии. И ещё в законах. Те, кто хотят слинять отсюда навсегда, стараются сделать это законно – ну, чтобы переправить туда, где планируют жить, все свои сбережения, и то, что получили, продав – ну, там, дом, или квартиру… Да и не могут они идти не через таможню и пропускные пункты – иначе не будет штампа о вьезде-выезде… А без этого они нелегалы, и подлежат депортации. Поэтому все или едут на паровозе, или уж летят. И ещё… Уж те, кто решился свалить нелегально, обычно везут с собой семью. И пожитки, которые жаль бросать. Поэтому так и так на какой-то машине. Значит, по дорогам. Сама видела: мы шли по полям. Поэтому никого и не встретили. Говорю же: повезло. Ну, или правильно рассчитали.

– А мы… получается, тоже… Без штампа.

– Точно. И любой Вазастанский лент, или уже Чурессийский, может нас отловить, распотрошить, и домой отослать.

– Проклятье! Я об этом… Ну, то есть, думала, конечно. Нет уж, давай сделаем так, чтобы нас не… Иначе – пипец!

– Да уж знаю. Вот, стараюсь двигаться по дырам да захолустью…

Ближе к Биркенту отдельно стоящие не то фермы, не то усадьбы, стали попадаться чаще. Рассвело. Наконец они добрались и до шоссе. Леонид решил, что пора и переодеться.

Шоссе вовсе не поражало монументальностью и шириной. Скорее та же просёлочная дорога, только чуть ровнее, и покрытая асфальтом . То есть, зимой можно проехать. Причём на машине, а не на тракторе.

Леонид ещё раз осмотрел Лену и себя, и решил, что выглядят они вполне… мирно. И обыденно. Особенно в выгоревших бермудах и панамах, в каких обычно ходят зарубежные туристы, купившиеся на проспекты с экзотикой того же «Великого шёлкового пути»…

Водители первых трёх машин отказались везти их в Кыгырсай. Четвёртый шофёр заломил слишком много, даже в местных шеньге. Чтобы не привлекать внимания тем, что не торговались, послали его подальше. Пятый предложил реальную цену. Поехали.

В Кыгырсае Леонид зашёл в местный, как его торжественно именовала вывеска, «Гипермаркет». Учитывая хроническую манию величия местного населения, в отношении хибарки пять на восемь метров это вполне допустимо.

Они купили три баклажки воды и кое-что из еды. Заплатили местной валютой. Её осталось ещё много: Леонид прикинул, что до границы с Чурессией должно хватить. Вот уж не было бы счастья… Совесть его не мучила вообще.

Они посидели в местной забегаловке, тоже гордо именуемой фастфуд.

Бутылку воды прикончили сразу. Леонид сердился, что Лена пьёт слишком быстро. И точно: вскоре её чёрная кофта вся покрылась кругами пота. Сам он пил понемногу, и мелкими глотками.

Ели они то, что гордо именовалось гамбургером, но представляло простую булку, разрезанную пополам, и со следами лука, колбасы, и чего-то зелёного внутри. Зелёное оказалось при ближайшем рассмотрении петрушкой. Ну, правильно: откуда в такой дыре кудрявый салат!..

Ближе к обеду нашли местного жителя, согласившегося довезти их до Бергенаула.

Старый «Москвич» с жуткими рессорами и сдохшими амортизаторами ужасно ревел и скрипел кузовом, но, управляемый уверенной рукой, довёз их куда надо за три часа.

Дорога шла через бескрайние степи и пологие холмы. Правда, благодаря асфальту, пыльный хвост за машиной тянулся всего на полкилометра… Леонид предпочитал смотреть вперёд, на встречные машины.

Доехав до первого супермаркета, они вылезли. Леонид расплатился. Вскоре они обнаружили подходящие задворки, и умылись, полив друг другу из баклажки, и даже причесались: у Леонида имелась расчёска. Правда, Лену её причёска не устраивала, но пришлось обойтись без зеркала: Леонид сам привёл волосы напарницы в более-менее приличный вид. Если так можно сказать про тусклый и полусвалявшийся комок…

На автостанции их лица ни у кого интереса не вызвали, и Леонид спокойно договорился с водителем полупустого автобуса (тоже, кстати, частника) с соответствующей табличкой на лобовом стекле.

По его расчётам выходило, что Олтынголь – не самое плохое место. Двинулись, как село солнце.

Они снова пялились в окно на тоскливый пыльный пейзаж, слушая не менее тоскливую местную музыку из динамиков трансляции. Затем кто-то из впереди сидящих что-то сказал водителю, и тот переключил на волну с западной эстрадой. Старенький «Икарус», красный сверху, и серо-белый снизу, тарахтел, словно газонокосилка, и коптил, словно керогаз, но ехал плавно и быстро.

Леонид старался проложить маршрут подальше от тех мест, где шоссе приближалось к железной дороге. «Железка» – самый удобный и поэтому самый загруженный вид транспорта. Если что, там их и будут искать в первую очередь. Особенно если посчитают, что они будут пытаться смешаться с пёстрой толпой челноков и сезонных рабочих – мардикеров, наводнивших Вазастан, так как в Чурессию уже не пускали. Впрочем, этого добра хватало и в автобусе.

Автобус ехал всю ночь. Три раза останавливался – чтобы пассажиры «размялись».

В промежутках между остановками Леонид мирно спал, впрочем, часто вскидываясь, и проверяя Лену и сумку. Лена каждый раз криво улыбалась, а остальное время смотрела в окно – на черные холмистые степи и ленту дороги, залитую светом мощных фар. Другие машины навстречу попадались куда чаще, чем в приграничье. Водитель при этом каждый раз переключал свет на ближний, и Лена не могла заставить себя не следить за этим.

На рассвете прибыли.

Олтынголь мог похвастаться двухэтажным ангаром, естественно – Гипермаркетом.

Леонида тянуло переночевать в местном «Отеле» – трёхэтажном кирпичном домишке. Но он решил не рисковать, и дальше они опять поехали на частнике – благо на автостанции стояла куча машин «предпринимателей», всех марок и времён. Договорились на сумму, которая позволяла отделаться от остатков шеньге. Туда им и дорога…

«Дурунтай» – стрелка, криво изогнувшись, указывала влево. Другая, показывающая прямо, сообщала: таможенный пост пятнадцать километров. Огромный дорожный указатель можно убрать, наверное, только динамитом – настолько он монументален. Водитель, вазах лет сорока пяти, усмехнувшись в усы и покачав головой, повернул налево.

Через пару километров показались отдельно стоящие, а затем и обступившие шоссе с обеих сторон одноэтажные дома с шиферной крышей. Несмотря на раннее утро, во дворах хлопотали женщины. Мужчины встанут попозже, к завтраку. Менталитет!..

Расплатились и расстались у местной Администрации: над ней сохранились выгоревшие до бесцветности, а когда-то красные большие бетонные буквы: «Дурунтайский райком Партии». Ниже, на матерчатом полотнище, натянутом на каркас из реек, значилось: «Мэрия».

Ещё ниже плакат на двух языках призывал активно участвовать в ежегодном субботнике по уборке родного Дурунтая.