Александр Бородыня - Сияющий вакуум (сборник)

Очень долго Филипп сидел в кабинете один. Потом в коридоре раздались шаги конвоя. Часовой открыл сетчатую дверь. В комнату вошли три человека.

Один из них остановился сзади и сразу накинул на глаза Филиппу черную повязку смертника. Второй встал у стола и по телефону сухо доложил кому-то по инстанции, что только что произведено задержание преступника номер один.

— Все предписания соблюдаются! — сказал он. — Все будет и в дальнейшем сделано строго по инструкции!

Закованный и ослепленный, Филипп Костелюк мог только предполагать, куда его везут. Сначала его втолкнули в кузов микроавтобуса. Здесь пахло почему-то свиной кожей и бензином, потом велели выйти, провели по какому-то гулкому коридору и усадили в мягкое теплое кресло. По протяжному гудению и легкой вибрации он догадался, что сидит в вагоне межгородской скоростной подземки.

«Они, кажется, не собираются меня убивать… — подумал он. — Или это всего лишь долгая прелюдия к казни?»

Путешествие в удобном кресле продолжалось довольно долго, наверное, несколько часов, потом в комнате, наполненной запахом лекарств, ему закатали рукав и сделали болезненный укол в вену.

Через пять минут после укола сознание погасло.

Он очнулся от другого укола. Он находился уже за сотни тысяч километров от Земли. Его бы и не стали будить, бросили бы спящего в ледяную камеру лунного тюремного изолятора, но на бесчувственное тело очень трудно надеть пустолазный костюм.

— Давай! — прорычал угрюмый конвоир, захлопывая люк шлюзовой камеры. — Прыгай. И не вздумай сходить с тропы. Пристрелю сразу!

— Где я?

— В гостях. У Виктора Фримана! — хохотнул конвоир. — Знаешь такого человека?

Филипп Костелюк покрутил, головой внутри шлема.

— Не знаешь? Будешь знать! Виктор Фриман — это бог! — Конвоир поднял палец, одетый в железную перчатку пустолазного костюма. — Бог и начальник лунной тюрьмы! Един в двух лицах! Прыгай! А то выстрелю!

Только в это мгновение Филипп осознал, что ему дарована жизнь. По всему было похоже, что казнь заменили бессрочным заключением в лунной тюрьме.

Он был без сознания, когда его бросили в тюремный отсек лунного лайнера. Он был без сознания всю дорогу от Земли до Луны. Теперь над головой в идеальной черноте полыхали гигантские белые звезды.

Еще плохо соображая, подталкиваемый в спину стволами винтовок, Филипп прыгал по серому каменному плато. Доставивший его сюда небольшой корабль сразу же стартовал. Но корабль не ушел вверх, а белой ракетой скользнул к близкому горизонту. Наверное, где-то там на западе был космодром.

Слева маячили табачные оранжереи, сквозь их толстые метеоритостойкие стекла просвечивала темно-зеленая листва. Там ходили люди в полосатых комбинезонах и поворачивались тусклые обогревательные лампы. Справа раскинулся мертвый серо-голубой лунный рельеф.

Все было залито отраженным светом, сверху прямо над головой завис большой голубой шар, а прямо перед пленником в конце конвойной тропы были шлюзовые тюремные ворота.

Процедура оформления не заняла и получаса.

Табачные оранжереи обслуживали тысячи заключенных. Каждый день кто-то умирал, каждый день привозили пополнение. Никакого особого статуса, никаких привилегий. Отпечатки пальцев, биологический контроль. Проверка зрения, проверка сердца. Душ. Полосатый костюм. Ужин в общей столовой. Койка в камере.

Камера, вырубленная в скальном грунте, плохо отапливалась, но была до отказа нашпигована прослушивающей аппаратурой. На потолке всегда светился синий ночник. В его свете сорок человек, лежащих на кроватях, казались мертвецами.

Почему его не убили? Почему оставили в живых? Почему, накачав наркотиками, тайно отправили на Луну? Ведь рано или поздно ему удастся как-то избавиться от этого металлического круга, присосавшегося ко лбу, и тогда он сможет бежать.

«Почему? — спрашивал себя Филипп, в полусне ворочаясь на узкой кровати в своей маленькой камере. — Должно же быть какое-то объяснение! Неужели меня собираются еще как-то использовать? Неужели ЛИВ в моей голове привлекает кого-то еще?»

Действие наркотика постепенно проходило, и Филипп, приподняв голову, осторожно рассматривал своих сокамерников. Еще во время обеда он обратил внимание, что многие из них инвалиды, и теперь хотел разобраться в этом. Ведь теперь не 4900 год, теперь всего навсего 2153-й. Эра инвалидов еще не пришла, а у многих из этих людей не хватало рук и ног.

Когда глаза адаптировались в слабом голубом свете, он нашел недостающие конечности. Руки и ноги в прозрачных футлярах стояли рядом с кроватями или были повешены прямо над ними. На тумбочках также были какие-то полупрозрачные небольшие емкости.

— Не спишь, что ли, новенький? — спросил очень тихим шепотом сосед по койке.

— Не сплю! — отозвался Филипп.

Рядом с койкой соседа стоял прозрачный футляр, и внутри футляра явственно можно было различить человеческую руку с растопыренными пальцами.

— Ты по какой статье? — спросил сосед.

Филипп присмотрелся. У лежащего на кровати не было руки.

— Я не знаю.

— Это случается! — вздохнул сосед и, выставив из-под одеяла босую ногу, осторожно потрогал ею странный футляр. — У тебя что, почку взяли? — спросил он сочувственно. — Или что? Глаз? — Он даже приподнялся на своей кровати, желая получше рассмотреть нового сокамерника. — Ты, я смотрю, целый какой-то. Ну да не мое это дело. — Он демонстративно повернулся к Филиппу спиной. Заскрипела кровать. — У каждого свой срок! У всех у нас чего-то не хватает.

Вскоре Филипп узнал, что означали все эти руки и ноги в футлярах. Законопроект дискутировался еще более ста лет назад. Система наказаний всегда считалась неэффективной, и какой-то умник предложил вернуться к древней, проверенной методике.

На основе новейших достижений науки предлагалось отнимать части тела и некоторые внутренние органы временно. Вору, например, отрубали руку, и ему нечем было воровать. Насильнику член, изменнику родины глаз, убийце по выбору: почку и глаз, ногу и руку или на срок вместо хорошего сердца ставили синтетический дешевый насос.

Предполагалось сохранять отнятые органы на срок, отведенный судом, в специальных сосудах, а потом, по истечении срока, имплантировать на место. Правда, подобное наказание не предполагало заключения вообще.

«Значит, отстояли они свой законопроект, — погружаясь в сон, думал Филипп. Почему-то ему стало смешно, и он улыбался. — Насильник носит на шее футляр с мужскими принадлежностями, вор таскает за собой собственную замороженную руку, убийца ходит свой срок с плохо работающим искусственным сердцем в груди… Но почему же их всех держат взаперти, в тюрьме? Ведь сама идея и заключалась в том, чтобы они оставались на свободе, а заключению подвергались только отдельные, согрешившие части тела?..»