Павел Корнев - Сиятельный

– А поскольку мой друг несколько стеснен в средствах, – без обиняков добавил Альберт Брандт, – мы решили обратиться к тебе. Помнится, ты рассказывал о своем изобретении…

– Да какое там изобретение… – поморщился господин Дьяк. – Просто соединил пару механизмов. Зачем ты слушаешь стариковские бредни? Мало ли что я говорил?

Кого-нибудь другого после подобной отповеди я бы давно потянул на выход, а так только стоял и заинтересованно переводил взгляд с одного спорщика на другого. Если Альберт что-то вбил себе в голову, его было не переубедить, но старик оказался крепким орешком.

– Всего на пару дней! – продолжал настаивать поэт.

Горевшие под потолком лампочки неожиданно замигали; Александр Дьяк нервно поежился и выругался:

– Чертовы перепады напряжения!

– Александр! – строго постучал поэт пальцем о край прилавка. – Не отвлекайся! О скачках напряжения поговорим в следующий раз. Что с тростью?

– Ты и мертвого уговоришь, Альберт! – пожаловался хозяин лавки и полез под прилавок. – Вот, смотрите, – продемонстрировал он нам трость с резиновой накладкой и небольшим утолщением в нижней трети, словно там соединялось два колена.

Поэт немедленно выхватил ее и протянул мне.

– Пробуй!

– Альберт! – возмутился старик и вновь отвлекся на лампочки, заморгавшие часто-часто. – Надо проверить проводку… – встревоженно пробормотал он себе под нос.

– Проверишь…

– Прямо сейчас! – отрезал господин Дьяк. – Еще не хватало пожара!

– Лео, – скомандовал мне поэт. – Проверь!

Я сделал несколько шагов, опираясь при движении на трость, и всякий раз та мягко-мягко подавалась под моим весом. Дело было точно не в резиновом башмаке, скорее, проседала мощная пружина внутри.

– На торце рукояти крышечка, – подсказал владелец лавки. – Под ней фонарь, проверьте.

Сияла миниатюрная лампочка необычайно ярко, но из-за небольшого рефрактора луч быстро рассеивался и потому светил не очень далеко.

– Здесь динамо-машина и электрическая банка! – будто мальчишка, обрадовался Альберт Брандт. – Представляешь? Разве это не прелестно? Больше никакой нужды в замене батарей! Просто бери и используй! Конгениально!

– Очень удобно, – согласился я.

Александр Дьяк посмотрел на нас, словно на маленьких детей, и покачал головой.

– Осторожней с лужами, – предупредил он, забирая трость. – Электрическая банка повышенной емкости, разряд при замыкании будет чрезвычайно силен. Категорически не рекомендую погружать в воду более чем на треть. – Он постучал пальцем по утолщению и вернул трость мне. – Могу я рассчитывать на ваше благоразумие, Леопольд Борисович?

– Всенепременно, – уверил я изобретателя.

– Насчет дождя не волнуйтесь. Ни капли, ни брызги не опасны.

– А мне ты об этом не говорил! – укорил владельца лавки Альберт.

– Я еще не окончательно выжил из ума, чтобы доверить трость тебе! – отмахнулся Александр Дьяк. – Хотя насчет здравости собственного рассудка уже не вполне уверен…

– Сколько мы должны вам за аренду? – спросил тогда я.

– Просто верните ее в целости и сохранности, – попросил старик. – Мне дюже интересно, насколько надежным и долговечным окажется соединительный механизм. Сам я много уже не хожу, а иначе износ никак не оценить.

– К концу недели будет нормально?

– Да. А теперь простите, мне надо разобраться с проводкой!

Лампочки под потолком мигали уже без перерыва: я не стал отвлекать хозяина, еще раз поблагодарил его и отошел к входной двери. Альберт на миг задержался и спросил:

– Для меня ничего не было?

– Я бы написал! – Старик вытолкал поэта за дверь и вывесил табличку: «Закрыто».

Судя по его обеспокоенному виду, дело было вовсе не в электрической проводке, а в очередном изобретении.

– Мировой человек! – уверил меня Альберт, вздохнул и добавил: – Только излишне увлекающийся.

– Как ты с ним познакомился? – спросил я и на пробу изо всех сил оперся на трость; та мягко спружинила, но и только. – Вряд ли он любитель поэзии.

– Марки, – просто ответил поэт.

– Марки?

– Почтовые марки, – подтвердил Альберт. – Здесь учатся студенты со всего света, родные и друзья пишут им письма. Знал бы ты, какие иногда попадаются раритеты!

– Понятия не имел, что ты филателист.

– Я – нет, – уверил меня приятель. – Но друзья моих друзей имеют к этому делу определенный интерес. В общем, все непросто…

«Просто» у поэта получалось нечасто, поэтому я с расспросами приставать не стал. Прошелся, приноравливаясь к трости, и поинтересовался:

– Зачем ты притащил меня сюда? Ведь не из-за трости?

Брандт пожал плечами.

– Александр одинок, – произнес он. – Ни семьи, ни друзей. Эмигрировал из России невесть когда, но близко так ни с кем и не сошелся. Вечно возится со своими изобретениями и никому их не показывает. Это накладывает определенный отпечаток, знаешь ли. Старик начал сдавать.

– И ты решил его развлечь?

– Я рассчитываю покупать у него марки еще долгие годы, – рассмеялся Альберт и достал карманные часы. – А теперь прошу извинить – у меня свидание.

– Таинственная незнакомка?

– Она. – Поэт мечтательно вздохнул и предупредил: – Если решишь заночевать в городе, поищи другое пристанище. Боюсь, сегодня не смогу тебя принять.

– Боишься или надеешься?

– Лео, ты, как всегда, зришь в корень! – рассмеялся Альберт, хлопнул меня по плечу и зашагал к главному корпусу Императорской академии. До меня донесся насвистываемый им мотивчик.

Я покачал головой и отправился в противоположном направлении.

Меня ждали дела.

Пока шел до ближайшей остановки паровика, окончательно приноровился к трости. Мягко пружиня вначале, она плавно принимала на себя вес и при этом нисколько не елозила в руке, когда пружина сжималась до упора и появлялась жесткость. Никаких люфтов – только вверх и вниз, вверх и вниз.

Единственное, что немного смущало, – это негромкое жужжание динамо-машины, но на оживленных улицах оно полностью растворялось в городском шуме и не привлекало ко мне внимания прохожих.

Дома застать Рамона не получилось, тогда я заглянул в небольшую закусочную неподалеку, где констебль имел обыкновение обедать перед выходом на дежурство. Он и в самом деле был там. Я прошел в просторное помещение со свисавшими с перекладин свиными окороками, уселся рядом и спросил:

– Как дела?

Рамон бросил ковыряться вилкой в паэлье и смерил меня мрачным взглядом.

– Суббота! – вздохнул он. – Последний день на службе!

– К слову, о последнем дне, – я достал из кармана номер «Атлантического телеграфа» за одиннадцатое число и передвинул его приятелю, – предлагаю потратить его с толком.