Светлана Тулина - Колбаса

Конец света начался как нельзя более некстати.

Понимаю, насколько нелепой выглядит эта фраза, особенно будучи занесенной в ежедневник, но она наиболее точно выражает мои ощущения — более неподходящего времени для вселенской катастрофы было бы трудно придумать. Только-только всё стало налаживаться после нескольких сотен лет оголтелого евгенического мракобесия, только-только объединенное человечество сделало первые робкие шаги в светлое завтра — все вместе, плечом к плечу, без звериного деления на альф и омег, вожаков и отверженных. Только-только позволил я себе внутренне возликовать о принятом таки вчера законе, первой ласточке будущей весны толерантности и равноправия. И тут Земля решила преподнести сюрприз. Природа воистину обладает странным чувством юмора.

Но стоит рассказать обо всём по порядку, тем более что именно для этого я решил упорядочить свои разрозненные заметки.

Вчера был эпохальный день — наконец-таки окончательно утвердили и приняли в последнем чтении закон об уголовной и административной ответственности за употребление оскорбительных терминов «маленький человек» и «маленькие люди». Вместо этих унижающих человеческое достоинство ругательств для обозначения мелких как социума официально закреплено архаичное и малоупотребимое ныне, но не несущее никакой отрицательной смысловой нагрузки слово «быдло». Так же решено использовать производные от этого термина «быдлован» и «быдлоюзер» — в отношении отдельных индивидуумов. В бытовой повседневной речи разрешено употреблять самоназвание «мелкие», но из официальных документов позорное словосочетание «маленький человек» изгнано — отныне и навсегда.

Наша партия добивалась этого знаменательного события более полувека, и ещё несколько лет назад у меня буквально опускались руки, когда кто-нибудь из коллег по конторе, в которой я имел неудовольствие работать, смотрел недоумевающее, пожимал плечами и говорил:

— Ну и что здесь такого? Они же действительно маленькие …

А некоторые осмеливались добавлять еще и « простые » — конечно, только если разговор происходил наедине, терять драгоценные баллы личностного рейтинга никому из них не хотелось, а за подобную непристойность в публичном месте вряд ли бы всё обошлось простым штрафом или общественными работами на пару недель.

Но мы продолжали свою борьбу — тогда казавшуюся безнадёжной.

В старинной классической музыке, электропериодом которой одно время увлекалась моя жена Люсиль, был такой термин — «колбаса». Это означало постоянное повторение одной и той же темы, по кругу, с минимальными изменениями. В самые тяжёлые дни мне казалось, что вся наша жизнь — такая вот колбаса, старинная заезженная пластинка, снова и снова проворачивающаяся по одному и тому же кругу и заставляющая нас наступать на те же самые грабли.

Постоянное стремление разделить людей на сверх- и недочеловеков, не важно по какому признаку, но неизменно приписывая себя, конечно же, к первой категории. Постоянная борьба за власть — и коллективное попинание тех, кому в этой борьбе не повезло, пусть ныне и обряженные в цивилизованные одежды всеобщего избирательного права для всей цветовой гаммы генетических карт, но от этого не менее омерзительное. И лицемерие, повторяющееся из поколения в поколение. Сурово осудить методы дорвавшихся до власти евгенистов, но при этом продолжать пользоваться плодами их преступных деяний, оправдывая себя тем, что так уж исторически сложилось — это ли не верх цинизма? Иногда мне и самому казалось, что мы ничего не сумеем добиться, слишком уж все привыкли и не хотят никаких перемен, даже перемен к лучшему.

И вот — свершилось.

Такое знаменательнейшее событие! И надо же, чтобы сегодня, словно в насмешку…

Но вернусь на день назад, чтобы записать в подробностях наиболее запомнившееся.

Эта дата наверняка войдёт в историю как Великий День начала искоренения многовековой несправедливости — так думал я, окрылённый и пьяный почти без вина. Я удрал с официального торжества после первого же тоста — хотелось немедленно разделить свою радость с теми, кто заслужил её более всего.

Дома ждала жена, но она наверняка уже всё знает, из зала велась прямая трансляция. Люсиль не могла её не смотреть, ведь этот проект — наше с нею общее детище, шестой и самый любимый ребёнок, отнимавший порою куда больше времени, чем любой из пяти настоящих, и приносивший волнений не меньше, чем все они, вместе взятые. Люсиль наверняка всё уже знает, с нею мы отметим вечером, а сейчас мне следовало навестить и порадовать тех, кто вряд ли смотрел тиви.

И я отправился в Мемориал.

Когда-то эти районы называли «резервациями» или даже «спальными», но те времена, к счастью, давно миновали. Колючая проволока, в несколько рядов окружавшая когда-то участок города, ныне съедена ржавчиной дотла, и ужасные те слова тоже истрепались и вышли из употребления. Рыжие ошмётки уничтоженного временем ограждения иногда попадаются между стенами полуразрушенных домов, они меня даже радуют, эти уродливые фрагменты прошлого.

Они показывают, насколько мы изменились.

Сейчас ведь даже представить себе невозможно, чтобы какое-то пространство, будь то часть города, отдельное здание или просто клочок земли, было бы окружено колючей проволокой или забором. Однажды я попытался объяснить концепцию принудительного ограничения свободы своим детям, но не добился успеха. Они так ничего и не поняли, переспрашивая всё время:

— Но забор-то зачем? Ведь он же мешает! Ведь если забор, то как входить? И выходить как?

А потом Лайса, самая младшая, принялась смеяться и хлопать в ладошки — она решила, что папочка рассказал смешную сказку. И они все смеялись вместе с ней, и двойняшки, и старший, Тимоти — уже вполне себе такой солидный первоклассник. И я тоже смеялся, и утирал с глаз слёзы радости. Это ведь прекрасно, что дети больше не понимают такого, это даёт нам шанс, всем нам!

Забор из слов — он ведь ничуть не лучше забора из колючей проволоки. Зачастую — так даже и хуже. И потому то, что свершилось сегодня — воистину величайший повод для радости…

Я шёл по знакомой улочке между привычно обшарпанных стен полуразрушенных домов с картонками в оконных проёмах, аккуратно перешагивая кучки мусора и здороваясь со всеми встречными. И радовался каждый раз, когда со мною здоровались в ответ, или даже просто кивали. Ещё каких-то десять лет назад, когда я только начинал свою работу здесь, добиться ответного «првета» — или даже просто вежливого кивка! — от местного быдла считалось невиданным достижением. А сегодня со мною здоровается чуть ли не каждый пятый. И некоторые даже не в ответ, а сами. Сами! А ведь не все из них ходили в мою группу, раньше я не обращал внимания, а сегодня вдруг как громом среди ясного неба. Это ли не прогресс и не доказательство? Значит, и между собою они тоже могут общаться и обучать друг друга, значит, наши труды не пропадают даром!