Стеллa Странник - Живые тени ваянг

— А что есть? — спросила тогда Катя. — Вседозволенность?

— Нет, есть очень маленький отрезок жизни.

— Что ты имеешь в виду под «маленьким отрезком»? Время, которое отведено нам в этой жизни? Оно у всех маленькое…

— У всех — хоть небольшая, да линия, а у меня совсем точка — точка между жизнью и смертью…

— Ой, Паула, не нравится мне эта тема, давай ее сменим! — в Катином голосе прозвучали тогда требовательные нотки.

— Ладно, забудь… Лучше ответь мне: кто занимался исследованием Сатурна и сделал даже не одно открытие?

— Я не сильна в астрономии, — у Кати появились на лбу две складочки, видимо, она напрягла свои мозговые клеточки, чтобы вспомнить об этом ученом. — Ну, а если спрашиваешь, то конечно же — нидерландец?

— Угадала! Христиан Гюйгенс! Он открыл и кольца Сатурна, и его спутник — Титан. Представь, даже Галилей не додумался, хотя тоже в свой телескоп смотрел на эти кольца…

— Ты такая умная, Паула… — Катя хотела тогда ее «подколоть», но та не купилась на этот подкол:

— Я ведь с некоторых пор стала серьезно изучать астрологию, а там без астрономии не обойтись… Вот и приходится по долгу службы…

Катя вспоминала эти незначительные эпизоды поездки в Амстердам, пытаясь уяснить для себя истинную причину смерти Паулы.

— Буди, а Николина не говорила, на каком именно мосту это произошло?

— Нет. А что, это тоже имеет какое-то значение?

— Нет-нет, просто я подумала…

Катя подумала, что если машина упала именно с того моста, на котором и был их диалог… И что тогда? Даже если и так? Даже если — и сама? Нет, это она не могла сделать, она — сильная, даже сильнее, чем Катя. И главное — психолог. А психологи не уходят из жизни добровольно.

Буди молчал. Он тоже думал: сказать ли Кате о прошлом Паулы? Нет, он дал слово…

— У нее нет родных, — наконец произнесла Катя. — Она говорила мне об этом. А что теперь будет с Вилли?

— Это будет решать социальная служба. Скорее всего, заберут в приют.

Перед глазами Кати стояла Хелен с большим платком. Она вытирала Вилли набежавшую слюну… Он поймал ее мысль:

— Ты думаешь о ребенке?

— Да. Я думаю о том, могу ли помочь Вилли.

— Но ведь ты только что возмущалась поведением Паулы! Мне казалось, что ты записала ее в заклятые враги.

— Может, и так, а может, и нет… А ребенок-то при чем? Он сейчас — сирота…

— Хочешь полететь в Амстердам? — в голосе Буди появились трагические нотки. Словно эта возможная поездка может перечеркнуть его планы, которые он так долго и так тщательно выстраивал.

— Не знаю, Буди, дай мне подумать…

Над их головами вились разноцветные колечки мыслей. Они закручивались в спиральки и хаотично двигались, встречаясь и вновь разбегаясь. Высвечиваясь синим, красным, и даже — фиолетовым, они вдруг, будто договорившись о единой форме и одинаковом цвете, закрутились в легкое облачко и замерли, остановившись на полдороге. Это облачко повисло почти под потолком посреди комнаты.

— Странно все это, Сухарто, так странно, — произнесла Катарина, — но я тоже не нахожу объяснения моему появлению в твоем доме…

— Для моей мамы, впрочем, как и для всех жителей острова, твой Амстердам все равно что другая планета. Они не представляют себе такого большого расстояния — в несколько месяцев. Для них даже этот остров так велик, что едва помещается на черном каменном панцире черепахи.

— Какой еще черепахи?

— Той самой, на которой лежит остров Бали.

— Это они так думают?

— Да.

— Хорошо, ты только не торопи меня с ответом… — произнесла Катарина, и эта фраза была так близка к робкому ответу «да»…

Они пошли на юго-восток, в сторону священной горы Гунунг Агунг. Солнце стояло на севере, значит, был полдень. Оно взирало на двоих путников, явно сочувствуя им: лучи светила были мягкими и теплыми, они не обжигали и не ослепляли.

— А у нас солнце в полдень на юге, — заметила Катарина. — Почему запомнила? Однажды ходили мы в лес всей семьей. И учитель нам рассказывал о разных приметах: где солнце стоит, с какой стороны дерева растет мох, где чаще всего появляются муравейники… Моя сестренка с подружкой отошли чуть дальше, там они решили набрать букет цветов, и… заблудились.

— Вот видишь, как важно знать народные приметы, — подтвердил Сухарто. — И еще: ты поняла теперь, что находишься немыслимо далеко от Голландии? И все приметы, которые ты перечислила, действуют, но — наоборот.

— Да, Сухарто, я это запомню…

— Не бойся, я тебя не оставлю одну в лесу…

Она молча посмотрела на него. Он был серьезен.

Тропа от деревни оказалась достаточно проторенной. Видно, люди пользовались ею довольно часто: как же, Великий Агунг недалеко, и не поклониться богам?

— Здесь есть и целебные источники, — Сухарто чувствовал себя настоящим проводником. — Хочешь искупаться?

— Нет! — почти вскрикнула Катарина. А вдруг он будет подглядывать из-за камней?

— А вообще-то и не помешало бы, — заметил он. — Видишь, подол твоего платья уже грязный. Неудобно, наверное, ходить в таком длинном… Кстати, ты не стесняйся, немного приподними его, вот тебе веревка вместо пояса.

Веревку взяла, но ноги оголять пока не стала. «Может, попозже, — подумала она, — когда придется карабкаться на гору… Кто его знает, что это за гора? А вдруг совсем крутой склон?»

Деревья стали редеть, открывая вид на заросший высокой травой луг. Сухарто нашел две крепких сухих ветки, похожие на самодельные трости:

— Скоро деревьев не будет. А с палками легче подниматься.

— Сухарто, а здесь есть где-нибудь вода?

— Да, скоро будет источник…

— А когда мы дойдем до богов?

— Вечером.

— А они не уснут?

— Нет, они никогда не спят, и даже если уснут, то и тогда услышат людей.

— И ты тоже веришь в них?

— Конечно!

Сухарто приостановился, чтобы поправить небольшую холщевую сумку в виде мешочка с ручками, которые плотно затягивали, словно резинка, ее отверстие сверху. Как хорошо, что он предусмотрительно прихватил ее из дома! Сумка висела через плечо и почти не мешала, когда была полной. Сейчас же, когда еды осталось совсем немного, она постоянно падала.

— Интересно, — продолжала рассуждать Катарина, видно, эта тема ее не отпускала, — а вот сейчас они могут нас слышать?

— Могут. И не только то, о чем мы говорим, но и то, о чем думаем.

Теперь остановилась Катарина.

— Сухарто, неужели даже наши мысли им известны? Тогда почему для того, чтобы получить поддержку, мы идем к богам, а не попросим у них то же самое мысленно?

— Бывает, что самые нужные мысли такие робкие и стеснительные, и потому их не сразу и распознаешь. А еще… Видимо, ты не знаешь о том, что наши мысли не слышат злые духи. А нам нужно, чтобы и они нас услышали и не докучали потом… А слово — оно намного сильнее, поэтому и принято у нас разговаривать с богами очень громко, так, чтобы слышали не только они, но и злые духи.