Стеллa Странник - Живые тени ваянг

— Сухарто, видел ящерицу? А вдруг она съест наши подарки богам?

— Это хорошо, что она здесь, значит, боги приняли наше приношение. А если съест — и это не страшно, мы ведь не знаем, может, это кто-то из богов превратился в ящерицу?

— Точно такие были в Батавии. Я со временем привыкла к ним и подумала, что ящерицы обитают только в домах…

— Это — кадал [177] Кадал, индонез. kadal — «ящерица». , и живет он и в хижинах, и в дворцах. Так что не удивительно, что поселился и в храме богов.

Катарина с жадностью вдыхала наполненный ночными ароматами воздух. Здесь не росли ни цветы, ни деревья, но легкий фруктовый аромат, смешанный с чистой влагой, не шел ни в какие сравнения с душным и сухим воздухом в Батавии. Или это из-за креста? Грозовое небо с оставшимися где-то там, в черных тучах, Диком, и даже Альбертом, незаметно превращалось в светлую безоблачную лазурь. Неужели исчезнут даже страшные воспоминания? Неужели можно будет безжалостно расстаться с Прошлым?

— Мы не сможем идти вниз, пока не наступит рассвет…

Голос Сухарто показался ей таким родным, что она присела на камень, облокотившись о выступ скалы, и зарыдала, уткнувшись лицом в ладони с зажатой свастикой. Ее плечи слабо вздрагивали, а губы стали солеными от слез.

— Ты плачешь? — удивленно спросил он.

— Да, — ответила она. — Я вспомнила еще одну страшилку, самую грустную…

— Неужели бывают грустными даже страшилки?

— Бывают… Там одна красивая, неземная девушка попросила партнера по танцам подержать ее перчатки. Он взял эти перчатки, но не захотел их возвращать, потому что полюбил ее… И решил он узнать, где живет эта незнакомка… Пошел за ней до самой реки Мёз и… и увидел, как та постояла немного на высоком утесе, а потом… прыгнула в реку… На следующее утро, когда влюбленный снова пришел к реке, вода в ней покраснела, и это была вовсе не вода, а кровь…

— Да, история не просто грустная, но и трагическая… Тебе нужно хорошо отдохнуть, — сказал он и подложил ей под голову свою котомку.

Необычайное зрелище — наблюдать, как царствует луна на фоне розовых облаков. Почему она еще не ушла, когда солнце уже поднялось из-за горизонта? Видимо, близнец Ашвин, Бог Рассвета, не хотел расставаться с отцом — Богом Солнца Сурьей…

Катарина, открыв глаза, с удивлением разглядывала розовые облака. Раньше она не знала, что они бывают и такими. А внизу открывался и вовсе фантастический вид: в просветах между кудрявыми облаками были видны зеленые леса и такие же зеленые, видимо, заросшие высокой сочной травой, поляны. Девственная природа, словно только вчера созданная Творцом, наполняла воздух необычайной свежестью. Так странно было видеть облака, не запрокинув в небо голову, а опустив вниз глаза…

— Сухарто, мы на седьмом небе? — спросила она. — Здесь даже облака — розовые…

— Конечно! Видишь, как полюбили тебя боги! Увидеть розовые облака доводится далеко не всем. Нужно не просто подняться на Гунунг Агунг, причем, на рассвете, но и быть чистым в душе. А еще хорошо, если именно здесь простишь кого-нибудь. Боги ценят в людях умение прощать…

— А что, Альберта я тоже могу простить?

— Если хочешь — да. Ведь он совершил не самое страшное…

— Я сегодня так счастлива, — громко сказала Катарина, — что прощаю всех, кто причинил мне боль. Я прощаю тебя, Альберт, и прощаю тебя, Дик. Ведь все эти события — уже далеко позади… Я даже благодарна вам за то, что узнала Сухарто…

Катарина уткнулась носом в его плечо и спрятала глаза — из них потекли тонкие ручейки слез.

…А музыка продолжала играть, хрустальные колокольчики звенели и звенели…

Ноябрь 1698 года.

Она стояла на палубе корабля, облокотившись о поручни, и пристально вглядывалась вдаль. Где-то здесь должен быть мыс Доброй Надежды… Почему с таким трепетом думает она об этом месте? Не потому ли, что именно здесь стояли они с Альбертом, оба с открытой душой и с чистым сердцем, ожидая от поездки в Ост-Индию фантастических перемен в своей жизни? Альберт даже мечтал осыпать ее бриллиантами… Как странно, что за такой короткий период произошли события настолько разные, и даже — противоречивые, что кажется — они из жизни совершенно разных женщин.

Катарина и Сухарто спускались с Гунунг Агунга, опираясь на крепкие палки. Хорошо, что он их где-то раздобыл, иначе она бы висела на его плече — настолько была крутой эта часть склона!

Ниже будет легче, когда они пройдут то место, где сделали привал, но до него надо еще дойти.

— Нам нужно поторапливаться, — сказал он, — чтобы засветло добраться до побережья океана. Идти на юг острова пешком мы не сможем, это займет у нас несколько дней. Придется опять искать перевозчика…

И все-таки дорога вниз гораздо короче, чем вверх, на гору. Об этом подумала Катарина, когда всего через три часа они были снова у целебного источника.

— Сухарто, присядем? У меня так гудят ноги…

— Это с непривычки… Разуйся и подержи ноги в воде. Почувствуешь, как усталость отступит.

Она присела на камень и опустила ноги. «Парное молоко» вытягивало из тела всю черноту, поэтому появлялось ощущение легкости и комфорта. «Вот бы в доме своем завести такой источник!» — подумала она. «Стоп! А где твой дом? — спросил второй внутренний голос, тот самый, что был обычно скептически настроен и потому отличался ворчливостью. — В Амстердаме? В Батавии? Или здесь, на Бали? А если здесь, то ты ведь его еще и не видела. А понравится ли он тебе? И понравишься ли ты маме Сухарто?»

Он будто прочитал ее мысли:

— Конечно, не так легко в чужой стране, я понимаю… Но поверь мне, что тебе будет хорошо в нашем доме…

Уже в полдень показались деревенские хижины. Они начинались сразу же за деревьями, что стояли темно-зеленой стеной, если пройти через сочный луг. Отсюда, с высоты, казалось, что деревня совсем близко, но Катарина уже знала, насколько обманчиво зрение: до нее шагать и шагать. На луговой траве держалась роса. Капельки воды висели мелкими бусинками, и под их тяжестью длинные узкие стебли были не прямыми, а чуть сгорбленными. Хорошо, что Сухарто дал веревку, чтобы она обвязалась вместо пояса и немного приподняла, подоткнула, подол платья. Иначе оно бы намокло и стало еще тяжелее.

До деревни они дошли, когда Бог Солнца Сурья проехал на золотой колеснице две трети своего пути.

Возле одной из хижин бегали босоногие дети. Сухарто спросил что-то у старшего, на вид ему было лет десять, и тот показал рукой в сторону небольшого пригорка, за которым, видимо, тоже находились дома.

— Пойдем, Катарина, нам туда.

— Сухарто, а у тебя здесь тоже знакомые? — спросила она.