А. Ш. - Концлагерь «Ромашка»

Олещук покрутил колёсико поиска радиостанции и выбрал энергичную музыку вроде той, что ставили в спортзале.

Егорыч в продолжение всей этой сцены ехал со снятой с педали газа ногой, и «Форд», катясь по инерции, замедлялся, замедлялся, пока не остановился совсем.

– Ну и чего ты встал? Поехали. Убивать я тебя не собираюсь.

Опасливыми движениями, точно боясь спровоцировать гориллу или тигра, сидящего рядом с ним, Егорыч двинул рычажок и опустил боковые стёкла, а потом стал прибавлять газу.

– На дорогу смотри, не отвлекайся, – подбодрил его Олещук.

По лицу Егорыча скатилась капелька пота, хотя было совсем не жарко. Я улыбнулся. В отношении Олещука Георгина Матвеевна несомненно ошиблась – он ко встрече русского мира со всей его неустроенностью был явно готов.

В первый раз в сознательной жизни мы с Тимой Белкиным въезжали в город, да ещё в такой крупный как Белгород, поэтому мы буквально превратились в зрение. Олещук был в Белгороде проездом и бывал в Москве, но даже его глаза блестели – то ли при мысли о самом городе, то ли при мысли о девушках, которые его здесь ждут.

С западной стороны в Белгород вела четырёхполосная трасса, переходившая в Сумскую улицу – по обеим сторонам её росли пирамидальные тополя, стройные, выстроившиеся в строгом порядке, как караульные, и изредка вязы. Домов поначалу не было видно, но мы жадно запоминали всё, что видели – автозаправку слева, дымящие трубы какого – то завода, китайские электромобили и наши новенькие «Лады Мега», над которыми, как говорили в лагере, уже не смеются иностранцы. Потом по правую сторону шоссе показались первые домишки – сперва совсем старые, деревянные, покосившиеся, имевшие такой вид, точно там лет двадцать никто не жил, кое-где чуть ли не с дырявой крышей, однако с торчащей телеантенной и проводами. Чуть приглядевшись, можно было удостовериться, что дома, точно, жилые – кое-где древняя хозяйка или хозяин в видавших виды трениках сидел на крылечке или сердито возился во дворе, ругаясь на кур, путавшихся под ногами. Потом деревянные дома сменились кирпичными, новыми, явно построенными в самые последние годы, с высокими кирпичными же заборами – так что нельзя было рассмотреть, что творится во дворе, но верхушки зданий, торчавшие из – за заборов, глядели на мир очень важно и внушительно, как отъевшиеся коты.

Чуть погодя Сумская улица преобразилась наконец уже в настоящий город – двух – трёхэтажные симпатичные офисные здания, с мелькавшими баннерами «Продам!», «Сдаётся», «Самая дешёвая аренда в Белгороде» говорили о том, что здесь, на окраине, идёт бойкая экономическая жизнь.

На тротуаре справа я вдруг заметил двух парней лет двадцати двух, в форменной одежде дворников. Улица была подметена, и, видимо, другой работы у парней сейчас не было, потому что вид у них был скучающий. Я припомнил, что в десятых и начале двадцатых годов дворниками в областных столицах были, в основном, азиатские мигранты, а потом их почти везде заменили подросшие бойскауты, которые не отличились в своё время ни в учёбе, ни в спорте, ни талантами.

– Слышь, Егорыч, это же бывшие бойскауты, да? – спросил я.

– Да – а, – заметил тот, скользнув взглядом по дворникам, – это те, которые… не элита. Наверное, с Севера распределили. Год назад тут привозили парней из Вологды и Архангельска и Бог знает ещё откуда.

– И что, они теперь на всю жизнь дворники?

– А как повезёт, парниш. Может, на всю жизнь. А может, и нет. Эти ребята, которые из ваших, из бойскаутов, они… странные. Вроде бы простые парни на вид, но не пьют, почти никто не курит, как инопланетяне какие. Один раз в своём дворе подошёл я к такому. Парнишка у нас сантехником работает – знаешь, совсем компанейского вида, лицо приятное, курносый, вежливый всегда. А была суббота, футбол только что кончился, Лига Чемпионов, и я – мне поделиться – то с кем – то хочется, понимаешь, эмоции после матча распирают, прут изнутри, как чайник кипящий – так я подхожу к нему с бутылкой пива и говорю: «Земеля, давай знакомиться. Я Егор Егорыч, а тебя как звать?» Так ты представляешь – он как бутылку пива увидел, на меня косо так посмотрел и чуть в меня не запустил этой бутылкой! Как энтот вот, сердитый, – водитель опасливо покосился на Олещука, но тот милостиво промолчал и продолжал глядеть в окно. – Честно тебе говорю – с пивом подошёл, не с водкой же! Чего он так взвился? Знать, у вас в лагерях мозги совсем начисто промывают, раз оттуда выходят такие чудные, – Егор Егорыч покрутил пальцем у виска и замолчал.

Мы остановились возле недурно отреставрированного жёлтого особняка.

– Так, и что теперь? – поинтересовался Белкин.

– Вылазьте. Моё дело было довезти вас до входа, а дальше сами. Завтра в полседьмого вечера приеду на это же место.

– Эй, Егорыч, погоди. Что значит сами? К кому идти – то? – спросил я.

– А, в самом деле. Тут, короче говоря, зайдёте внутрь и на охране скажете, что приехали из лагеря «Ромашка», и попросите пропустить вас к этому, как его… эх, и память же стала… Герману Артуровичу Вольфу. Немец такой есть, главный здесь.

– Так, ну хорошо. А документы?

– Зачем документы? У вас электронные бейджи, в них идентификатор. Да и к тому же, здесь сканер на входе.

– И что?

– Сканирует сетчатку глаза, болван, – прервал диалог Олещук. – Ты забыл что ли, что сетчатка всех бойскаутов страны есть в единой электронной базе Департамента?

– А, точно.

«Форд», неприлично затарахтев, как какой – нибудь древний «Запорожец», отъехал, и мы впервые в жизни оказались одни, предоставленные сами себе. Мимо нас прогуливались по – субботнему расслабленные белгородцы, иные с удивлением рассматривали нашу форму и на их лицах читалось: «Бойскауты? Одни? Что это ещё за новости?» Ужасно хотелось погулять по городу и посмотреть окрестности, но сперва действительно нужно было отметиться в отделении Департамента у загадочного немца.

Мы поднялись по ступенькам, Олещук открыл массивную дверь, и за ней нас поглотил полумрак небольшого фойе. Прямо у входа располагался пост охраны – раздвижные двери, как в метро, и просторная стеклянная будка, где помещался собственно охранник, наблюдавший в данный момент квалификацию Формулы–1 по плазменной панели.

– Добрый день. Мы бойскауты из лагеря «Ромашка». Наши фамилии…

– Я вижу ваши фамилии, передо мной ноутбук, – отозвался охранник недовольным голосом человека, которого отрывают от очень важного занятия.

– А вы можете нам подсказать…

– Могу. Вам на третий этаж. Сразу после лифта направо. Перед тем, как войти к Герману Артуровичу, не забудьте постучать, – охранник отвернулся и вновь погрузился в просмотр гонок.

Лифт мягко докатил нас до третьего этажа. Первое, что мы услышали в коридоре, было странное тихое урчание, как будто где-то поблизости работал крохотный, размером с дюймовочку, перфоратор. Вскоре из – за угла вынырнул робот – пылесос, похожий на паука без лапок, и, стремительно катясь на брюшке, стал приближаться к нам. Скорость его приближения была настолько угрожающей, что Белкин, который боялся пауков, отпрыгнул в сторону на добрых два метра, когда робот подъехал вплотную. Пылесос, недолго думая, занял то самое место, где только что стоял Белкин и, крутанувшись вокруг своей оси, издал шипящий всасывающий звук, как если бы кто-то пшикнул пульверизатором. Спустя секунду робот повернул свою камеру, которая заменяла ему паучьи глазки, и сфокусировал зрение на Белкине, а затем начал медленно подкрадываться к Тимофею.