Руслан Шабельник - Дневники Палача

Не может быть!

Я послал ему образы контакта, образы дружбы и понимания… наиболее бурно он отреагировал лишь на тот, где человек чешет ему белое брюхо.

— Ну? — рядом нетерпеливо топтался мэр. — Получилось? Чего он хочет?

— Жрать, плавать, чесаться.

Мэр непонимающе смотрел на меня.

— Он, оно животное. Сообразительно, наверняка, прекрасно поддающееся дрессировке, но типичное животное.

— Нет. Это не может… вы же видели записи. А пирамиды, граница! Как могут животные…

— Не знаю, пока не знаю.

Я в десятый, двадцатый раз пересматривал видео «экспедиций». То, что происходило на экране в десятый, двадцатый раз убеждало меня в правильности выводов местных — перед нами логически мыслящая, делающая выводы и строящая планы разумная жизнь. Однако о, что я прочитал в голове манты… Поначалу я подумал, что самцы не обладают достаточной долей интеллекта. Редко, но встречается подобное разделение по половому признаку. На счастье, другие пойманные особи оказались самками, на несчастье, у них в головах происходило то же самое.

Следующей гипотезой было — коллективный разум. Например, на Колне, для решения сложных задач, аборигены, внешне очень похожие на наших ежей, сбиваются в кучу от двадцати до сотни особей, и интеллектуальный порог «кучи» в двадцать, сто раз превышает интеллект отдельно взятого «ежа». С ними даже можно вести беседы, с «кучами» в смысле. Стихи они пока не сочиняют, но обсудить те же границы или условия мена, вполне можно. Даже торгуется. И достигнутые договоренности, составляющие этой «кучи», потом соблюдают неукоснительно.

Мы объединили мант. Собрали в одном бассейне. Кучи они, конечно, не составили, да этого и в природе не наблюдалось. Что обособленно, что вместе, это оставались типичные животные.

Возможно, их действиями заправляют мудреные инстинкты? Так уже было, на Энии. Тамошних аборигенов, в основном, ввиду гуманоидной природы, поначалу приняли за разумных. Как же — главенствующая особь, охрана, разделение труда, сложная конструкция жилищ… их разум оказался разумом пчел, или муравьев. Инстинкты. Да, довольно сложные, но не больше.

Я в десятый, двадцатый раз пересматривал видео, только, чтобы в десятый, двадцатый раз убедиться — мы столкнулись с логически мыслящей, делающей выводы, строящей планы разумной жизнью.

И выход только один. Нужно встретиться с этой жизнью в их среде, на ее, их территории. И встретиться необходимо мне. Только вот, как отреагирует местный разум на нарушение его границ.

На дне было холодно. Температура лишь на несколько градусов поднималась выше нуля. Но мне тепло, в костюме с подогревом, который больше напоминал мини-батискаф на одного человека.

Я плыл в нескольких метрах от дна, хотя при необходимости, мог и шагать, но, как мне объяснили, это на крайний случай, если откажут двигатели.

— Долго еще?

В море я вышел один. Сам настоял, и чем дальше от купола, тем более дурацкой казалась идея.

— Сейчас появятся, — на том конце, на связи со мной, в куполе, находился мэр, а также иные заинтересованные лица, числом около трех десятков.

Подводные лодки стояли наготове, с экипажами, и меня заверили, что, в случае надобности, уже через полторы минуты они будут на месте.

Полторы минуты.

Только, продержусь ли я так долго…

Вот и пирамида. Граница, так сказать.

С замиранием сердца, я пересек ее.

Остановился.

Хоть убейте, дальше, чем необходимо, не поплыву! И вообще, человек должен жить на суше!

Она появилась сверху. Белое брюхо удачно маскировало манту и лишь по прилипалам, я заметил ее. Животное или не животное спикировало на меня, стремительно набирая скорость. И хотя эта манта была меньше тех, с кем мне приходилось иметь дело в бассейне, в теперешних обстоятельствах, она показалась огромной.

Не столько желая выполнить задание, сколько от страха, я потянулся, я приказал остановиться, мысленно приказал, но сильно, послав почти убийственный импульс, и… манта остановилась. Не сразу, инерцию еще никто не отменял, но тело ее выгнулось, и она прошла надо мной. Мне казалось, я почти физически ощутил те усилия, которых ей стоил этот маневр.

А следующей пришла мысль, и было в ней столько удивления, и произошло это столь неожиданно, что в первые секунды, я растерялся. Телепатическое общение не похоже на словесное. Воспринимаются не фразы, но мысли, эмоции, образы. Однако, если перевести то, что происходило в слова, то получится примерно следующее?

— Кто ты? — удивление, непонимание.

— Я — человек, — образы лодок, охотников за аммонитами.

— Ты не похож на человека, — те же образы.

— Я — человек, но я немного отличаюсь от них.

— Ты говоришь со мной, — удивление, — мы пытались, почему другие не заговаривали с нами? — непонимание.

— Они не могут, не умеют.

— Но ты можешь!

— Я отличаюсь от них.

— Чего ты хочешь, человек? — любопытство, немного неприязни.

— Мира, — все положительные эмоции, какие смог изобразить.

«Руслан, Руслан, что там у тебя! Почему молчишь. Мне посылать людей!» — надрывалось радио.

— Мира… — тоже положительные эмоции. — У нас был мир, вы собирали свои раковины, — образ моллюсков, — мы не трогали вас.

— Почему бы не оставить все, как прежде. Почему вы сейчас нападаете на нас?

— Вы убили наших! — боль, гнев. — Напали и убили!

— Мы не знали… не понимали, с кем имеем дело. И мы не убили, мы только ранили, — я показал картину первого столкновения. Манта, действительно, была лишь задета и оставалась живой. — А затем, вы напали и умертвили наших. Но, не будем выяснять, кто виноват. Я здесь не для этого…

— Нет, нет, убили, убили первые, без причины! — и мне показали ту же картину, первый конфликт, только глазами моего собеседника.

Вот манта задевает охотника, вот он кувыркается, подплывает прилипала, и с лодки открывают огонь. Манта уплывает, живая. Прилипала падает, мертвая. — Убили! — сообщает собеседник.

А я начинаю понимать, точнее, уже понял.

— Приношу свои извинения, — предельная искренность и сожаление, — от себя и от имени всех людей. — Манта плавает невдалеке, возможно, собирая свой планктон. Прилипалы плавают кругами, вокруг меня. — Дайте нам шанс, нет, не исправить, мертвых не вернешь, но показать себя с лучшей стороны. Уберите границы, нам нужны, очень нужны раковины, — образ аммонитов, — и могу пообещать, мы больше не тронем вас. Ну, а если тронем, вы знаете, что делать.

Раздумье, неверие, усталость.

— Сами мы не можем принять решение. Мы посоветуемся. Мы подумаем.

«Руслан, Руслан, — кричал мэр. — Что у тебя!»

«Я возвращаюсь», — устало отозвался я.

Возвращаясь, я думал, не дал ли я поспешных, опрометчивых обещаний. Люди всегда люди и всегда найдется тот, кого станут раздражать эти разумные рыбы. И почему он должен плавать, оглядываясь на них!