Михаил Тырин - Жёлтая линия

Нашего капитана звали Дядюшка Лу, он был старенький, толстенький и лысый.

Его голова более всего напоминала сплюснутую морщинистую тыкву. Эта тыква то и дело хитро нам улыбалась.

Дядюшка Лу был одет в жуткую рванину, через дырки беззащитно светилась дряблая кожа его живота. На нем был свитер и широкие штаны, подвязанные снизу тесемочками — очевидно, чтоб не обтрепывались края.

— …А условия у нас такие, — говорил он. — Хорошие у нас условия. День пребывания — три уцим. Промысловый день — десять уцим. Если ничего не делать, за шесть периодов можно получить первое холо. Если на промысел ходить — вдвое быстрей. А если еще и пульпу привозить, то два периода — и можно отсюда улетать. Потому что, когда с полными баками возвращаемся, на каждого по двести уцим.

Дядюшка Лу ласково улыбнулся и развел руками: мол, сами судите, ребятки, двести уцим — это о-го-го, это вам не просто так.

— Машина наша еще хорошая, работать можно, — продолжал он, — ребятишки

— тоже хорошие, познакомитесь сейчас. А вот одежонка у вас, мальчишечки, плоховата. Маловато у вас ее. Я так вам скажу — будет свободное времечко — походите по ангарам, пособирайте в углах тряпочки. Там завяжешь, здесь завернешься — глядишь и не озябнешь во льду. В машине-то печки же нету, там и без печки тесновато…

— А как у вас, Дядюшка, насчет пожрать? — поинтересовался Щербатин.

Капитан снова прищурился в ласковой улыбке.

— На еде работаем, — с легкой укоризной напомнил он. — Уж как-нибудь не проголодаемся. — Он поднялся, поддернул штаны. — Ну, пошли, ребятки. Пошли машину глядеть.

Путь наш лежал в один из отдаленных ангаров. Я шагал, посматривая по сторонам, и представлял себя то на авторемонтном участке, то на мясокомбинате, то на военной базе.

Вот трое работяг прут, выбиваясь из сил, огромную гнутую железку. Вот выстроились новобранцы в необмятых робах, а перед ними — то ли начальник, то ли инструктор. А вот грузят на гусеничную платформу грязные баки, из которых выплескивается какая-то жижа.

С трудом верилось, что мы причастны к совершенной, достигшей всех мыслимых высот Цивилизации. Но, может быть, это только ее задворки? Скорее всего так и есть.

— Щербатин, а есть где-нибудь другая Цивилизация?

— Понятия не имею. А тебе этой мало?

Мы наконец пришли. В гулком холодном ангаре я увидел машину, на которой нам предстояло работать ближайшие два периода, добывая питательную пульпу. На вид она напоминала муравья, у которого выросло в три раза больше ног и усов, чем положено. Впереди — круглая вытянутая кабина с окошками из толстого стекла.

За ней такой же округлый корпус. А вокруг — десятки раздвижных штанг с пиками и крючьями на концах. И еще снизу кабины — гофрированный хобот с наискось срезанной стальной трубкой. И все это размерами с локомотив.

Машина пребывала в состоянии ремонта. Несколько работников вяло ползали по ней, звеня инструментами. Двое сидели у стены и дули на озябшие пальцы.

— Вот она, — с теплотой проговорил Дядюшка Лу. — Ледоход. Кормилец. Нет, “Кормилец” у другого экипажа, а наш — “Добыватель уцим”.

— Это название? — спросил я.

— Имя, — многозначительно поправил Дядюшка.

— А почему такое прозаическое? Хотите, я придумаю?

— Что придумаешь?

— Другое имя, получше. Ну, скажем, “Снежная королева”…

— Не надо нам никаких королев, — забеспокоился капитан. — Нам надо уцим добывать, нам добыватель нужен, а не королева. Ребятишки! — позвал он.

Вылезли трое. Чумазые, изодранные, с обмороженными лицами.

— Вот, ребятишки мои. Вместе на червя пойдем. Это Джи, это Ну-Ну, а это вот — Пок. Знакомьтесь, это наши новенькие. Беня и Щерба.

Мы со Щербатиным постарались выглядеть вежливыми и дружески настроенными.

Я, чтобы не перепутать имена, запомнил новых соратников по особым приметам: у Джи не хватало нескольких передних зубов, Пок все время икал и кашлял, а Ну-Ну то и дело нервно оглядывался, словно опасался слежки. Нашему появлению, как мне показалось, они были очень рады.

— Ну вот, — развел руками Дядюшка, добродушно улыбаясь. — Сейчас гаечки завертим, болтики подкрутим — и в дорожку.

Подкручивание болтиков затянулось надолго. Мне и Щербатину пришлось еще помогать устанавливать чистые баки для пульпы — они крепились на корпус ледохода с помощью проволочных узлов.

Потом пришел транспорт — гусеничный вездеход и длинная платформа, на которую погрузили “Добывателя уцим”. При этом, мне показалось, сломали две штанги.

Нам пришлось трястись на платформе, на самом морозе. Я сидел, завернувшись во все тряпки, которые только удалось найти по углам и закоулкам. Вместо варежек я приспособил тройной слой белых носков. Однако Джи при этом, кажется, поглядывал на меня неодобрительно.

База давно скрылась за горизонтом, вокруг простиралась ледяная степь, кое-где перечеркнутая трещинами. Ветер гнал впереди нас бог весть как попавший сюда одноразовый носок. Я откровенно тосковал и завистливо поглядывал на кабину, где в тепле и уюте пребывал наш капитан.

— Щербатин, ты жив еще?

— Не дождешься…

— Щербатин, неужели Цивилизация не придумала теплых вагончиков для нас?

— А Цивилизация не раздает свои блага кому попало.

— Я не кто попало, я все-таки человек.

— Ты ноль. — Щербатин ядовито засмеялся. — Ты — серая масса.

На бритвенно-ровном краю горизонта затемнела крошечная точка. Она приблизилась и распалась на потрепанный брезентовый купол и два гусеничных вездехода. Нас ждали. Несколько человек махали нам руками и подпрыгивали — то ли от холода, то ли от нетерпения.

Дядюшка Лу на ходу выскочил из кабины и зашагал к встречающим. Шарфы, шнурки и тесемки трепетали на ледяном ветру. Потом нас подвели к широкой расщелине во льду, которая, как мне показалась, была искусственно расширена.

— Здесь червь! Здесь большой червь! — тараторил незнакомый человек, на котором было напялено, по всей видимости, три или четыре теплые робы. — Я лед слушал: у-у-у! У-у-у! И воздух дышит, чуете?

Дядюшка и его многоопытная команда с профессиональным интересом оглядели расщелину, послушали, потом зачем-то взяли с краев и примяли на ладонях комки снега. Покивали друг другу. Дядюшка посмотрел по сторонам и махнул рукой: можно начинать.

— А вы чего? — кликнул он нас. — Лезьте в машину-то, лезьте!

Мы с Щербатиным панически переглянулись. В кабину пришлось влезать кое-как через крошечную дверцу в самом низу. Внутри была жуткая теснота, мне даже пришлось снова выбираться, чтобы Ну-Ну смог протиснуться в машинное отделение.

Мы разглядели небольшое железное креслице, перед которым торчал целый куст рычагов и рукояток. Было темно, свет пробивался через узкое исцарапанное стекло перед креслом. Я то и дело натыкался боками на какие-то торчащие детали. Стало ясно, почему на всех промысловиках так изодрана одежда.