Михаил Тырин - Жёлтая линия

Высокие ворота из железной сетки приоткрылись, впуская меня в мир ивенков.

Здесь все было таким же, как на главной базе, — тропинки, скамейки, приземистые здания, молчаливые и неторопливые заключенные. На меня почти не обращали внимания, пока я шел. Охранники с вышек молча глядели мне вслед.

Я бродил достаточно долго, не зная, где остановиться и к кому обратиться со своим странным желанием. Вообще, была надежда, что они сами ни с того ни с сего запоют, как прошлый раз. Мне ужасно не хотелось их о чем-то просить.

Наконец я увидел очень старого ивенка, заросшего седой бородой, морщинистого и сутулого. Он неподвижно, как восковая статуя, сидел на скамье и смотрел перед собой. Рядом были дети — несколько мальчишек. Они тоже сидели тихо, не играя и не балуясь.

У кого еще просить о народных песнях, если не у стариков? Я вежливым кашлем попробовал привлечь к себе внимание, но старик не шевелился.

— Эй! — Я тронул его плечо, и он наконец поднял глаза — прозрачные, блеклые, как выцветшая гимнастерка.

— Вы не могли бы для меня спеть? — вежливо проговорил я, чувствуя себя полным идиотом.

Я надеялся, что старик мудрый, что он проникнется сочувствием ко мне — любопытному собирателю фольклора, который, невзирая на войну, хочет сохранить для потомков сказания древнего народа. Или не древнего, какая разница?

Старик некоторое время разглядывал меня с тревогой и недоверием. Потом он произнес несколько резких, отрывистых слов и снова отвел взгляд, словно я перестал существовать.

— Я говорю, спеть… — пробормотал я, показывая магнитофон. — Вот сюда.

Просто на память…

Старик опять посмотрел на меня, потом повернулся к мальчишкам и что-то им крикнул, махнув рукой. Те встали, отошли на несколько шагов и снова уселись на траву.

— Нет-нет, это совсем не опасно! — воскликнул я, но меня никто не слушал.

Старик молчал. Я тоже молчал, кусая губы от огорчения. Что теперь делать — уходить? Пришел злой цивилизатор, погрозил железной коробочкой, наговорил каких-то слов, детей напугал… Отлично пообщались, нечего сказать.

Я после недолгого раздумья позвал охранника.

— Как мне с ним говорить, он ничего не понимает?

— Все он понимает, — усмехнулся Лиус. — Он не хочет разговаривать на твоем языке. Ты должен знать его язык.

— Ни фига себе, заявочки! — разозлился я. — И что мне делать?

— Не знаю, что делать. Могу, конечно, ногой в живот ударить, но ведь не поможет. Они такие — не хотят, значит, не заставишь.

— И что, нет никого, кто может с ними поговорить?

— Почему же никого? Я могу немножко.

— Так что ж ты мозги мне морочишь! — Я разозлился еще больше. — Давай, переводи, пусть дед споет мне песню.

— Песню… — Лиус озадаченно почесал ухо. — Как же это… Да, бывает, они тут начинают выть, не остановишь. Подожди, сейчас…

Он начал с большим трудом выдавливать какие-то звуки, то и дело замолкая и почесывая макушку. Старик слушал, но даже не смотрел на нас. Его сощуренные глаза глядели мимо. Я тайком начал крутить вал магнитофона — лучше позаботиться заранее.

Наконец ивенк начал говорить. Интонация теперь была довольно спокойной, не такой резкой, как до этого. Я уже понадеялся, что он все понял и сейчас быстренько организует мне маленький народный хор. Но снова ничего не вышло.

Высказавшись, он замолчал и погрузился в себя.

— Что он говорил? Что ему опять не так?

— Я как-то плохо понял, — покачал головой Лиус. — Про какие-то тучи и бури говорил. В общем, сказал, не будет петь. А больше я не понял, я ведь по-ихнему только команды отдавать умею.

— Вот же, черт… — Я сокрушенно покачал головой.

— Тебе надо было капусты ему принести. Ты же на болотах ползаешь, нарвал бы капусты. Они за нее маму родную продадут, точно. Тут было пару раз, самолеты прорывались и капусту им сбрасывали.

— Какие еще самолеты?

— Ну, ивенкские самолеты. Ты разве не видел никогда?

— Не видел. И капусты у меня нет.

— А может, лучше девочку тебе привести, а? — предложил Лиус с явной жалостью ко мне. — Давай отведу вас в барак мужской, там сейчас пусто. Только воняет, и жуки ползают…

— Не надо мне ни жуков, ни девочек, — сказал я и разочарованно вздохнул.

Повертел в руке магнитофон — а он взял и включился в режим воспроизведения.

Зазвучал голос старика — искаженный, но вполне узнаваемый.

Ивенк вдруг встрепенулся, вскинул глаза и вскочил с прытью, мало свойственной дряхлым старцам. Несколько секунд он с ужасом смотрел на говорящую коробочку, затем отскочил и, хромая на обе ноги, побежал по траве, что-то выкрикивая.

Охранник проводил его насмешливым взглядом, потом обратился ко мне:

— Слышь, пехота, ничего у тебя тут не получится. Он говорит, что ты украл у него голос.

— Еще лучше, — прошипел я со злостью. Было обидно до слез — я же и в мыслях не держал ничего плохого.

— Ну давай девочку приведу! — сделал он последнюю попытку.

— Нет, — сказал я, бросая магнитофон в ранец. — Пошли, выпусти меня отсюда.

— Эй, обожди. Мы ведь… это… в общем, лепешки твои уже съели.

Вот что его беспокоило. Он боялся, что я отберу мзду, раз дело не получилось.

— Приятного аппетита, — ответил я.

В последние дни вокруг поселка развернулось нешуточное строительство. С рассвета до темноты не смолкал гул машин, целые улицы из новеньких свежевыдутых пластиковых домов вырастали на глазах. Периметр отступил на добрую сотню метров.

Жизнерадостным ульдрам в силу их навыков и способностей досталось, как всегда, носить тяжести и убирать мусор. Ну а мы, естественно, обеспечивали их слаженную и организованную работу.

В один из дней поселок оказался полупустым. Офицеры говорили, что со стороны основной базы к нам вышла большая колонна и почти весь гарнизон прикрывал маршрут ее следования, оберегая от неприятностей. В небе кружили реапланы, готовые при малейшем движении внизу спикировать и смешать все с огнем.

После обеда колонну увидели дозорные на вышках. Я уже знал — бронированные вездеходы везут к нам начальство со свитой и горы имущества. Назавтра ожидался второй рейс. Основная база меняла дислокацию, переезжая к нам. В самом деле, наш поселок, стоящий меж четырех шахт, давно был чем-то вроде делового центра.

Начальство ожидали кварталы новостроек, красивенькие, еще не помятые заборы и вежливо-радостные офицеры, одетые во все новое. Меня все это мало касалось, мое дело было простое — прохаживаться по участку и искоренять тунеядство с помощью высоковольтных разрядов.

Я не чувствовал себя надсмотрщиком над рабами. Нет, ульдры вовсе не рабы, они добровольно согласились строить очередной форпост Цивилизации за вкусную еду, сухое жилье и удобную одежду. Но без электрической подзарядки их трудовой пыл быстро иссякал.