Михаил Тырин - Жёлтая линия

Домой мы мчались со всех ног. Щербатину, кажется, было неловко, что он втравил меня в такую гнусность. Он искоса поглядывал на меня и ждал, когда я ему все выскажу. Но я сказал только одно:

— Давай больше не будем отдыхать в незнакомых заведениях. А то попадем в клуб самоубийц или того хуже.

— Договорились, Беня, — охотно согласился он. — Теперь только цирк, кино и танцы.

Однажды я пришел к выводу, что искать себе достойное общество — путь изначально порочный. Общество само тебя найдет. Наверняка оно не будет идеальным, в нем найдутся люди, неприятные тебе, или те, которым неприятен ты.

Однако, если тебя каждый день тянет к этим людям, к их недостаткам, к их интрижкам, к их вздорным взглядам на жизнь — значит, это твое общество. Нужно просто привыкать и адаптироваться к тому, что есть.

Что и говорить, нам со Щербатиным было скучновато. Сидеть вечерами друг против друга и жаловаться на душевную неустроенность нельзя слишком долго.

Нужно расширять сферу обитания, даже если обитаешь в чуждой среде. Животная ненависть к деловито-суетливому миру, которая передалась нам от ивенков, продолжала тихонько грызть каждого из нас. И тем не менее мы в этом мире нуждались. И в людях, его населяющих, тоже.

Нас быстро разочаровали большие развлекательные центры, где гремела музыка, прыгали по столам массовики-затейники и легко отыскивались приятели на один вечер. Щербатину было проще, он мог вечера напролет мурлыкать со своей служанкой, и ему это нравилось. Это была единственная тема, над которой он никогда не подтрунивал.

У меня с Метой ничего не клеилось. Она была не против того, чтобы поболтать, прогуляться вечером до стоянки аэровагонов, даже сходить в шоу-центр. Но это все. До романтических вечеров при свечах наши отношения так и не дошли. Я хорошо понимал, что ее древний, по здешним меркам, род не примет всерьез меня — обычного новогражданина, случайно достигшего шестого холо.

Никакими карьерными успехами я не удивлял, блестящего будущего мне никто не предсказывал — я ничего не мог предъявить ее семье. Мы с Метой могли просто дружить, а я терпеть не могу быть женщине другом.

Как-то раз мы со Щербатиным исключительно от скуки пошли по серой линии и забрели в заведение для третьего холо. Это был совсем небольшой клуб, он походил на обыкновенное кафе. Здесь не было оглушительной музыки, здесь не пытались удивить друг друга сумасбродными одеяниями и килограммами украшений.

Сюда приходили довольно простые люди, как правило, завсегдатаи. Они стекались после работы, чтобы взять положенную бутылочку, посидеть на людях, поговорить с любым встречным. Разговоры тоже были простыми. Каждый вспоминал, где ему приходилось бывать и работать, сколько уцим удавалось на этом собрать, а еще — сколько они могли бы получить, работая не в этом, а в другом месте.

Часто приходилось слышать печально-завистливые истории, которые начинались всегда одинаково: “Знаю одного парня, который мыл тротуары за полтора уцим в день, а потом вдруг…” И дальше следовало про то, как он в одночасье вознесся к вершине жизни и получил все, о чем мечтал. У любого народа популярна сказка о Золушке, и ничего с этим не поделать.

Мы зашли раз, другой, третий… Нас стали узнавать. Мы многим рассказали свою собственную историю, и про нас тоже, наверно, стали говорить: “Знаю одного парня…”

Однажды мы сидели там, крутили в руках бутылочки и поглядывали вокруг, кивая знакомым.

— А знаешь, я ведь его нашел, — сказал вдруг Щербатин.

— Того ивенка из космопорта? — сразу понял я.

— Он такой же ивенк, как мы с тобой. Он пересаженный.

— Как ты на него наткнулся?

— Воспользовался служебным положением, залез в специальную базу данных через инфоканал. Там все про всех написано. Божество обязано узнавать подноготную каждого из нас, прежде чем раздавать милости.

— Ты ведь даже не знал его имени.

— Теперь знаю. Оказалось, всего семь человек прибыли в город с Водавии в чужой оболочке. Двое — мы с тобой. Еще у троих седьмое-восьмое холо, это бывшие штурмовики, теперь служат в каких-то комендантских частях. Я их сразу исключил.

Еще один снова убыл на заработки.

— А наш?

— Его зовут Варп. Бывший штурмовик, низведен с пятого до второго холо за массовый расстрел союзников. Нигде не работает, питается комбикормом, занимается неизвестно чем. Идеальный портрет для террориста. Где он живет, мне тоже известно. И я хочу с ним познакомиться.

— Зачем?

— Не знаю, — вздохнул Щербатин. — Просто очень хочу.

— Ладно, пойдем вместе.

Мы возвращались домой, и я думал, что Щербатина ждет тихая и уютная Лисса, что он расскажет ей, как прошел день, а она будет гладить его по волосам, слушать, заглядывать в глаза… Зачем ему этот клуб, зачем случайные и неинтересные знакомства, если есть такое?

Я подумал, что, пожалуй, тоже заведу помощника. Будет с кем перекинуться парой слов вечерами.

В коридоре мы столкнулись с комендантом. Почему-то вместо дежурной лакейской улыбки на его лице появился испуг. Он лихорадочно обернулся и бочком-бочком попытался скрыться у себя.

— Что такое? — нахмурился Щербатин, бесцеремонно схватив его за одежду.

— А… — Комендант забегал глазами и словно уменьшился в размере. — Ничего, ничего…

— Черт… — Щербатин отшвырнул его и бросился к своей квартире.

Мы тут же наткнулись на двоих крепких мужчин в черной форме, которые тащили по коридору побледневшую от испуга Лиссу.

— В чем дело?! — рявкнул Щербатин.

— Отойдите, пожалуйста, — спокойно проговорил один из “черных”.

— Нет уж, извините. Никуда я не отойду.

— Мы сотрудники службы социального надзора. Предлагаем вам отойти в сторону и не мешать нам.

— С какой стати? Это мой домашний помощник.

Я смотрел на Лиссу. При виде Щербатина она немного приободрилась, надеясь, что этот сильный и надежный человек сейчас примет меры, и все будет в порядке.

— А-а, гражданин Щерба? — Инспектор взглянул на него с насмешкой и с сожалением. — Эта женщина обвиняется в грубом нарушении социального порядка, и мы ее забираем. К вам претензий нет, поэтому отойдите и не мешайте нам делать свою работу.

— Какого еще порядка? Я имею право знать!

“Черные” переглянулись. Статус Щербатина обязывал их уважительно к нему относиться, но я чувствовал, мысленно они над ним потешаются.

— У вашей помощницы первое холо. Ей запрещено вступать в интимные отношения с мужчинами.

— Не ваше дело!

— Наше, потому что она беременна. Или вам об этом неизвестно?

Повисла тягостшая пауза. Я с изумлением уставился на Щербатина — он тяжело дышал, его губы дрожали.

— Мне это известно, — наконец сказал он. — Вы следили за мной?