Игорь Бунич - Д’Артаньян из НКВД: Исторические анекдоты

— Уж не о третьей мировой, конечно, — криво улыбнулся министр, — что-нибудь помельче. Потом можно будет евреями почадить. Тоже дело хорошее. А иначе, как нам выполнить приказ, Лукич?

— Какой приказ? — пролепетал я, начав догадываться, к чему клонит Абакумов. — Какой приказ вы собираетесь выполнить, товарищ генерал-полковник?

“Пусть нас освещает, словно солнечный свет, знамя твоих побед!” — гремел патефон.

— Не прикидывайся дураком, — жёстко проговорил Абакумов, — ты только что спросил “Что делать?”. А делать нечего, Лукич. Коль пошла такая пьянка — режь последний огурец! Раз эти умники решили нас подставить этими “инкарнациями” под нож, то нам не остаётся ничего другого, как стать орудием судьбы. То есть, единственным выходом для нас является выполнение предначертания.

Несмотря на рёв патефона, я ясно расслышал в голосе министра торжественные нотки.

— И выполнить это, — продолжал министр, — должен ты, Лукич!

Я поперхнулся и закашлялся. К счастью, в этот момент зазвонил телефон. Абакумов снял трубку.

— Да, — мрачно сказал он, — передам.

— Комендант звонил, — обратился ко мне Абакумов, — там он тебе пару хромовых сапог оставил. У тебя аттестат где? У нас или в академии?

— В академии, — доложил я.

— Так зачем тебе наши сапоги? — поинтересовался министр. — Или пара — хорошо, а две — лучше? Впрочем, как знаешь. Мне для тебя сапог совсем не жалко, Лукич. Но жадность всегда губит фраеров.

— Спасибо, Виктор Семёнович, — искренне сказал я.

По правде говоря, идти к Филиппу Бобкову за сапогами, о которых он мне объявил прямо на вахте, я вовсе не собирался. Этот приём: “Зайди ко мне, получи сапоги”, практиковался ещё с тех времён, когда ВЧК находилась в Петрограде на Гороховой, 2. Мало кто помнит, что такое была в те и многие последующие годы пара сапог для любого человека. От такой приманки не мог устоять никто. Он шёл за сапогами и получал пулю в затылок. Все это знали и все, тем не менее, покупались, забыв, что выдачей сапог занимается вовсе не комендант. А те — кто не холил, с теми, хочешь — верь, хочешь — нет, ничего не случалось. Насколько мне известно, последний раз этот способ использовали в Ленинграде в ноябре 1958 года. Перед праздниками.

Я ещё когда входил в Управление, уже понял, что Бобков получил приказ меня шлёпнуть. Борьба началась!

— Ты понял меня, Лукич? — настаивал Абакумов.

— Не совсем, — честно признался, — вы хотите, чтобы я выполнил приказ? Но каким образом? Я же не вхож в ближайшее, ни даже в дальнее окружение товарища Сталина. У меня даже нет пропуска сходить в Кремль, чтобы полюбоваться на Царь-пушку.

— Лукич, — ответил Абакумов, — я понимаю, что в душе тебе совсем не хочется выполнять этот приказ. Потому ты и несёшь всю эту ахинею о пропусках в Кремль. Какие там могут быть пропуска? Честно говоря, мне ещё больше этого не хочется. У тебя ещё есть шанс в этом деле уцелеть, а у меня нет. Белов уже погиб, следующим могу быть я. Но выбора нет. Неужели такому человеку, как ты, Лукич, я должен это объяснять? Идёт война. В этой войне уже погибли, считай, все: Дзержинский, Менжинский, Ягода, Ежов. И мы погибнем с Лаврентием Павловичем. Я это чувствую. Но ты, Лукич, если уцелел со времён Дзержинского, то имеешь хороший шанс уцелеть и сейчас. Есть люди со счастливой военной судьбой. Как во время взрыва: две тысячи человек погибли, а один уцелел. Потому ты должен выполнить этот приказ, Лукич. Просто некому больше.

— Но кто отдал этот приказ? — чуть не завопил я. — Кто мог отдать приказ, который мы получили в виде “инкарнации”?

— Этот приказ, — ответил министр. — мог отдать только один человек. Сам товарищ Сталин.

— Зачем? — забыв о чинопочитании, я схватил Абакумова за портупею и притянул к себе. — Зачем ему было отдавать такой приказ?!

Абакумове силой оторвал мою руку от своей портупеи.

— Чтобы убить всех нас, — прохрипел он, — во-первых, за намерение, а во-вторых, за невыполнение приказа. Но тут он просчитался. Мы выполним приказ вождя. Лукич! Мы уже не можем его не выполнить!

— Что ты несёшь, Лукич? — ошалело спросил я, слушавший до этого рассказ ветерана с открытым ртом. — Ты что? Убил товарища Сталина? Ты же мне говорил, что в глаза его не видел!

— Для того чтобы кого-нибудь убить, совсем не обязательно с ним встречаться, — засмеялся Василий Лукич, — но ты успокойся. Конечно, я его не убивал. Я вообще никого в жизни не убивал. А убил Сталина полковник Зюганов.

— Как? — подпрыгнул я на стуле.

— Очень просто, — пожал плечами Лукич, — пристрелил. Как и предсказывал Хаким. Кстати, я могу тебя с ним познакомить. Он тебе расскажет подробности. Любит поговорить.

— Погоди, — попросил я, стараясь привести свои мысли в порядок, — погоди, Лукич, дай отдышаться. У тебя нет анальгина?

— Не пользуюсь, — отмахнулся Лукич, — могу полстакана коньяку тебе налить, чтобы сосуды расширились. Чего это ты разохался? Что тебя так удивило? А ты чего ждал? Что мы вцепимся в душу товарища Сталина и не дадим ей покинуть его тело?

— Ну и как вы это осуществили? — простонал я, — ты так просто об этом говоришь, Лукич. Полковник Зюганов взял и пристрелил товарища Сталина. Как он до него добрался?

— Ты же историк, — насмешливо сказал Лукич, — ты должен знать, как развивались дальнейшие события. Не успели мы отпраздновать семидесятилетие вождя, как началась война в Корее. Ты об этом хоть знаешь?

— Это отвлекло внимание на некоторое время, а под шумок разгромили Ленинградскую партийную организацию, натравив на неё Маленкова, — продолжал Лукич, сменив тон своего повествования на менторско-профессорский, — а пока Сталин разбирался с гнусными ленинградскими изменниками-сепаратистами, Виктор Семёнович Абакумов сделал первую попытку нанести по вождю сокрушительный удар.

— Но не тут-то было! — Лукич назидательно погрозил кому-то пальцем, — Виктор Семёнович, царство ему Небесное, страстотерпцу, совершил крупную ошибку. Она заключалась в том, что он ни за что не желал верить в главный каприз души покидать тело всегда одним и тем же способом, считая всё это бабьими сказками. Он разработал свой план уничтожения товарища Сталина с помощью его личных врачей, которые, как ясно каждому школьнику, тоже входили в систему госбезопасности и, следовательно, подчинялись Лаврентию Павловичу и Виктору Семёновичу. Однако, если уж душа любит покидать тело через пулевое отверстие, она никогда не сделает этого через липовый инфаркт или инсульт, сработанный медиками. Нечего говорить, что все медики погорели и были арестованы. И, конечно, первым сдали самого Абакумова, как он и предчувствовал. Виктор Семёнович был арестован прямо у себя в кабинете специальной опергруппой во главе с Кобуловым.