Карел Чапек - Война с саламандрами (сборник)

Существуют люди, которые сокращение S-Trade (Salamander-Trade) переводят как Slave-Trade, то есть «работорговля». Однако, будучи непредвзятыми наблюдателями, мы должны сказать, что, если бы торговля рабами в прошлом была организована столь безупречно и безукоризненно с гигиенической точки зрения, как нынешняя торговля саламандрами, нам оставалось бы только позавидовать рабам. В особенности с более дорогими саламандрами люди обращаются чрезвычайно вежливо и бережно, – в том числе и потому, что капитан и команда отвечают своим жалованьем и премиями за жизни вверенных им саламандр. Автор этой статьи сам стал свидетелем того, как и самые прожженные морские волки с наливного судна S.S.14 были глубоко растроганы, когда двести сорок отборных саламандр в одной из бочек заболели неукротимым поносом. Матросы ходили на них смотреть едва ли не со слезами на глазах и выражали свои гуманные чувства грубыми внешне словами: «На кой хрен сдалась нам эта падаль?»

Процитируем описание, сделанное в то время очевидцем:

Э. Э. К.

Было одиннадцать вечера, когда капитан нашего парохода велел спустить национальный флаг и спустить шлюпки. Была лунная ночь, туман серебрился. Островок, к которому мы гребли, кажется, назывался островом Гарднера из группы Фениксовых островов. В такие-то лунные ночи саламандры выходят на берег и танцуют; они не услышат вас, даже если вы к ним приблизитесь – настолько они увлечены всеобщим безмолвным танцем. Нас было двадцать человек, мы вышли на берег с веслами в руках и рассыпным строем начали полукругом охватывать темную толпу саламандр, теснившуюся на залитом молочным лунным светом пляже.

Трудно описать то впечатление, которое оставляет пляска саламандр. Где-то триста животных сидят на задних лапах, образуя практически идеальный круг, лицом к его центру; внутри круг пустой. Саламандры неподвижны, будто они оцепенели. Это похоже на частокол, сооруженный вокруг какого-то таинственного алтаря; но тут нет никакого алтаря и никакого бога. Внезапно одно из животных начинает чмокать: «тс-тс-тс» – и волнообразно кружить верхней половиной тела; это колебательное движение передается другим, дальше и дальше, и спустя несколько секунд уже все саламандры крутят верхней половиной тела, не двигаясь при этом с места, все быстрее и быстрее, беззвучно, все более исступленно, в бешеном и упоенном кружении. Примерно через четверть часа одна из саламандр выбивается из сил, за ней вторая, третья, они качаются в изнеможении и затем застывают – и снова все сидят без движения, как статуи. Спустя какое-то время опять – уже в другом месте – звучит тихое «тс-тс-тс», и опять какая-то из саламандр начинает извиваться, и ее танец сразу подхватывает весь круг. Я понимаю, что мое описание кажется слишком механистическим, – однако вообразите себе молочно-белый свет луны и долгий ритмичный шум прибоя; во всем этом была какая-то удивительная магия, вернее сказать – зачарованность. Я стоял с комком в горле, охваченный внезапным чувством – одновременно ужаса и восхищения. «Эй, братишка, шевели ногами, дырку простоишь!» – крикнул мне ближайший сосед. Мы начали сжимать свое кольцо вокруг танцующих саламандр. Люди держали весла наперевес и говорили вполголоса – скорее потому, что стояла ночь, чем опасаясь, что саламандры могли бы их услышать. «Бегом, в середину!» – раздался голос командира. Мы бросились к танцующему кругу, весла глухо шлепнули о спины саламандр. Только теперь саламандры в испуге очнулись, часть из них попятилась к середине круга, другие попытались прорваться к морю через заслон из весел, однако, получив удары, отскочили, съежившись от боли и страха. Мы гнали их к середине, они сгрудились в большую толпу, давя друг друга – так, что вскоре их образовалось несколько слоев. Десять охотников удерживали вокруг них «забор» из весел, а еще десять тыкали саламандр веслами и били тех, кто пытался проползти под заграждением или прорваться через него. Это был клубок черного, извивающегося, отчаянно квакающего мяса, на которое сыпались глухие удары. Наконец между двумя веслами открылась небольшая щель, одна из саламандр проскользнула в нее и тут же была оглушена ударом дубинки по затылку; за ней последовала вторая и третья – с тем же результатом; наконец их набралось около двадцати. «Закрыть!» – скомандовал офицер, и щель между веслами исчезла. Булли Бич и мулат Динго взяли в обе руки по одной оглушенной саламандре и потащили их по песку к шлюпкам, словно кули с мукой. Иногда тело застревало среди камней, тогда матросы дергали его резко и зло – нога отрывалась. «Не беда, – ворчал старый Майк, стоявший рядом со мной, – новая вырастет». Когда оглушенных саламандр побросали в шлюпки, офицер сухо скомандовал: «Следующих!» – и на головы саламандр снова посыпались удары. Этот офицер, по фамилии Беллами, был скромным, образованным человеком, прекрасным шахматистом. Но здесь он был на охоте, даже больше того – это был бизнес, какие уж тут церемонии! Так мы поймали больше двухсот саламандр, около семидесяти мы бросили на берегу – они были, по-видимому, мертвы, и перетаскивать их было незачем.

На корабле пойманных саламандр швырнули в резервуар. Наш пароход был старым нефтеналивным танкером, плохо вычищенные резервуары воняли керосином, на поверхности воды образовалась радужная маслянистая пленка – только крышку открыли, чтобы туда проникал воздух. Когда туда загнали саламандр, это стало выглядеть как густой суп с лапшой; отвратительное зрелище. Кое-где эта лапша слабо и жалко шевелилась, но в первый день никто не обращал на нее внимания, чтобы саламандры могли прийти в себя. На следующий день пришли четыре человека и начали тыкать в «суп» длинными шестами (на профессиональном жаргоне это действительно называют «супом»); они вертели телами, густо набившими резервуар, и так выявляли тех, которые уже не шевелились или от которых начали отваливаться куски мяса; таких подцепляли длинными крюками и вытаскивали вон из воды. «Суп чистый?» – спросил потом капитан. «Да, сэр!» – «Подлейте туда воды!» – «Есть, сэр!» «Чистить суп» приходилось каждый день, и всегда после этой процедуры в море выбрасывали от шести до десяти штук «испорченного товара», как это здесь называется, – за нашим пароходом неотступно следовал настоящий эскорт из огромных, жирно откормленных акул. Запах у резервуара стоял невыносимый. Хотя воду иногда и меняли, она была желтого цвета, полна нечистот и размокших сухарей; в ней вяло шевелились или тупо лежали, тяжело дыша, черные тела. «Эти почти как на курорте, – утверждал старый Майк. – На одном пароходе их перевозили в железных баках из-под бензола, ну и подохли они все до единой».