Людмила Бояджиева - Возвращение Мастера и Маргариты

Думаю, он сильно бы удивился, доведись ему сегодня взглянуть на памятные места. Представь: всех выпустили на экскурсию у возрожденного Храма. Они удивленно выходят из туристического автобуса – Жостов, Сталин, Архитектор, и отец Георгий и Лазарь Каганович, стоят и смотрят, а за ними огромная толпа. Кто крестится, кто смеется, кто бранится, кто плачет…

Маргарита, ты думаешь, они поняли бы? А что, что, что именно поняли бы они? Что должен понять я?

Порой мне кажется, что я упускаю самое важное. Я вырос, я стал взрослым, но я так ничего и не понял! Не стал ни другом, ни врагом, ни верующим, ни атеистом – я заблудился…

… Жил–был хлипкий интеллигент из тех, кто все время извиняется, когда в автобусе ему наступают на ногу и подставляет вторую щеку, когда на одной уже багровеет фингал. Он верил в просвещение и добро, в высшую миссию людней образованных – вывести к свету народ. Тот самый народ, который эти поводыри общества и вожди социального прогресса, предали и мучили семьдесят лет.

Он что–то делал, честно и взахлеб, стараясь изо всех сил. И вот его обманули и оскорбили в самых высоких чувствах. Нет, бороться он не стал, но и с второй щекой к обидчику не совался. Решил: самое правильное отстраниться от того, что не можешь ни постичь, ни исправить. От того, что заставляет звереть и сжимать кулаки. Он спрятался от людей, потому что теперь знал – они разные. Не просто умные и дураки, симпатичные и противные, а СОВСЕМ разны. То есть, среди человекообразных особей попадаются такие, которые не имеют ни какого отношения к человечеству. Иное племя – нелюди. Ты понимаешь? Нелюди, добыча Гнусов, победившие Гнусарии.

Спрятавшийся в этих забытых Богом краях, мозгляк ненавидел выродков и, хуже того, понимал: пока не сгинет племя монстров, ничего путного не вырастет на его земле. Они будут топтать слабенькие ростки, пробивающиеся к жизни из высохшей, истощенной почвы. Будут глумиться над его святынями, распинать его Бога…

А как справиться с бедствием, не замарав рук, как преступить заповедь "не убий"? Он боялся ошибки, боялся невинной крови, боялся своей слабости слабости сомневающегося.

Однажды все перевернулось. Рассыпанные частицы хаоса собрались воедино, образовав вселенную. В центре Вселенной воссияла Любовь и все стало вращаться вокруг, преображенное ее теплом и светом.

Я понял, в чем состоит Правда.

Почему булгаковский Воланд, прощаясь с Москвой на крыше дома Пашковых, смотрел на закат и не заметил ни Храма Христа Спасителя, ни Дома сатаны искусителя? Ведь когда бы не состоялось это прощание, оба они или только один из архитектурных противников должен был возвышаться перед его глазами. – Гонец справедливости, воитель возмездия, сделал лучшее, что мог, главное, что стоило его внимания – он нашел настоящую, верную, вечную любовь и спас ее. И не заметил прочей суетной возни. Это ответ, моя Маргарита?…"

На закате солнца высоко над городом на крыше Дома находились пятеро. Они не были видны снизу, с улицы, а группа слежения в чердачной башне Президентского отеля ошибочно принимала их за строительных рабочих. Оранжевые комбинезоны и каски смущали и снайперов, находящихся в голове статуи. И те и другие были ориентированы на устранение террористов, державших целые сутки в напряжении власти столицы.

В надлежащих организациях осмыслили сигналы, поступившие от жильцов Дома. Подозрительную квартиру посетили "пожарники", поскольку вентиляционное отверстие на крыше из этого стояка постоянно дымило, что и явилось поводом для внимательного осмотра комнат. Двери названной квартиры стояли нараспашку и оба лифта были задействованы – грузчики перетаскивали имущество нового директора фирмы "Хайр–интернейшенел".

Филиал всемирно известного салона, как стало известно потрясенной общественности, открыл на Бульварном кольце внезапно разбогатевший вокзальный парикмахер Хачик Геворкян. У Георгия Георгиевича нежданно–негаданно обнаружился престарелый родственник–миллионер, владеющий салонами красоты по всему свету. Предчувствуя кончину, старый армянин благословил единственного наследника на продолжение фамильного дела и подарил квартиру в большом московском Доме против Кремля, в котором когда–то проживал его свояк – Лазарь Каганович. Жилплощадь американец полностью отреставрировал в качестве сюрприза за свой счет. Неисповедимы пути Господни, неописуема широта кавказской щедрости!

Действительно, как свидетельствовал осмотр принадлежащей Геворкяну квартиры, здесь едва завершился весьма комфортабельный евроремонт, включавший и установку камина в гостиной. На устройство дымоходов имелись соответствующие разрешения, работы производились с учетом мер противопожарной безопасности. Придраться было абсолютно не к чему. Прораб наредкость разговорчивый финн – с полным основанием утверждал, что все лето в этих стенах почти круглосуточно находились специалисты его бригады и в подтверждение демонстрировал любопытному "пожарнику" журнал ремонтных работ.

Все это происходило в то время, как на крыше заседала одна из самых разбойничьих банд, когда–либо посещавших Москву.

Роланд расположился на раскладном стульчике, остальные пристроились на тумбах и лесенках, имевшихся тут в изобилии. Хватило бы места на крыше для дансинга, ресторанов, теннисных кортов, как планировал Архитектор. Теперь их строительство намечали люди иной формации, но схожей эстетической направленности. Союз сильно капитализировавшихся домовладельцев полагал, что человеческое существование должен скрашивать комфорт, как внутренний, так и внешний. А созерцание Кремля и Храма вовсе не помеха для любителей прохладительных напитков, оттянувшихся в сауне, или для теннисистов, релаксирующих после напряженного трудового дня. Тут, на знаменитой крыше, могла как бы происходить желанная смычка потребностей туловища и головы плотского и духовного.

– Москва подо мною… Приятная все же мысль. Может волновать, заговорил Роланд, с прощальной грустью оглядывая панораму. – Очень интересный город. Хотя это дело вкуса.

– А кто спорит? – примирительно отозвался заскучавший Амарелло. Иностранцы считают, что здесь жизнь куда содержательней, чем, допустим, в Риме. Прогулка по лезвию бритвы вдохновляет ожиревших в благополучие людей. Местным тоже, кажется, совсем не скучно. Особи поматерей ловят кайф от сидения на пороховой бочке, а слабакам есть на что пенять. "Вот где–нибудь в другом месте и при других обстоятельствах, – думает такой мечтатель, – я бы развернулся на всю катушку. А тут ничего больше и не остается, как пить горькую и оплакивать загубленные дарования".