Ярослав Питерский - Ленин жЫв

– Вы ничего там, в палате, вслух не говорите. Это опасно!

– Для кого? – недоумевал Кирилл.

Он увидел, что девушка сильно взволнована.

– Для Вас и для меня. Здесь можно говорить только на ухо.

– Почему? Что тут у вас происходит? – Лучинский приобнял Лизу за плечо.

Она на удивлении не отстранилась от него, напротив, даже ещё сильнее прижалась.

– Нас слушают!

– Кто?

– Особый отдел.

– Какой ещё особый отдел? Что за бред? – Кирилл всё меньше и меньше понимал поведение, а главное, слова девушки.

Ему немного стало не по себе. А что, если эта доктор сумасшедшая? А что, если она тронулась и просто опасна? Уколет какой-нибудь яд – и всё!

– Вы всё поймете позже. Прошу Вас: ничего не говорите там, ничего, только общие фразы типа: есть хочу, в туалет надо, или почешите мне спину…

– Хорошо, хорошо, – успокаивающим тоном сказал Кирилл. – Только и Вас можно кое о чём попросить?

– Просите.

– Позовите заведующего отделением.

Девушка вздрогнула и отстранилась от Лучинского. Она внимательно и тревожно посмотрела ему в глаза:

– Зачем? Вы знаете, кто она?

Кирилл ухмыльнулся и пожал плечами:

– Я даже не знаю, что это она. Я думал, что это мужик.

Лиза покачала головой и грустно сказала:

– Вот с кем не надо говорить, так это с ней!

– Почему?

– Позже узнаете!

– Да что такое?! Честное слово! Какие-то загадки! Я уже начинаю вас бояться! Извините, но мне надо ещё с кем-то увидится! С главврачом, например!

Девушка неожиданно улыбнулась и кивнула головой:

– Вот с ним, действительно, надо, и в ближайшее время, увидеться. Я всё устрою, а пока… пока притворитесь, что Вы спите и ни с кем не разговаривайте! Ни с кем!

Кирилл вновь хмыкнул и, махнув рукой, подошёл к умывальнику. Открыв кран, он посмотрел через зеркало на Лизу и, сполоснув лицо, тихо сказал:

– Это хоть что за больница? Из окна ничего не видно: окна непрозрачные. Где хоть я лечусь?

Лиза вновь стала грустной. Она тревожно смотрела на Лучинского и молчала. Тот тяжело вздохнул и повторил вопрос, уже злым голосом:

– Да вы что?! Вы что себе позволяете?! Я что, тут у вас заключённый?! Я больной, а вы относитесь ко мне, будто я под арестом! Говорите немедленно, где я нахожусь? Может, в дурдоме?!

Лиза задумалась. Она прикусила губу и замерла, будто львица перед атакой. Кирилл насторожился. Что сейчас последует? Но девушка тихо ответила:

– Нет, Вы не в дурдоме. Вы находитесь в Государственном диагностическом медицинском центре имени Кости Топорыжкина.

Кирилл даже перестал дышать. Он посмотрел на девушку, пытаясь понять, в своём ли она уме?! Затем, нахмурив брови, переспросил:

– Кого, кого? Какого ещё Топтыжкина?

Лиза улыбнулась и, махнув рукой, поправила:

– Не Топтыжкина, а Топорыжкина.

– А это ещё что за хрен? Что-то я такого не знаю и, вообще, не знаю такого диагностического центра! – Кирилл недовольный прошёл к унитазу, опустив крышку, уселся на него, словно на стул, ему было немного тяжело от напряжения, кружилась голова от слабости.

– Вы и не могли знать, в Ваше время его, конечно, не было, – добавила Лиза.

– Что?! – Кирилл прикрыл глаза ладонью. – Вы опять меня пугаете. Вы точно ненормальная. Как Вас зовут? Я обязательно справлюсь о Вас у главврача.

– Меня зовут Елизавета Палкина. Я старший помощник главврача. Вот и всё. Я в совершенно здравом уме и памяти. А вот Вы…

– А что я?! – вздрогнул Лучинский. – Значит, я всё-таки в дурдоме? Вы мне просто не решаетесь сказать. Я напился этой гадости, у меня пошли галлюцинации, и вот меня сюда к вам привезли? Так ведь? Скажите, что это так?!

Лиза покосилась на дверь и, приложив палец к губам, прошептала:

– Я же просила Вас: говорите тише. Тише. Тут всё прослушивается.

Кирилл отмахнулся и, вздохнув, молвил:

– Значит, всё-таки в дурдоме. Поздравляю Вас, Лучинский, Вы ещё и буйный, и Вас слушают, кабы чего… – пробормотал он под нос сам себе.

Лиза подошла к Кириллу и, положив ему руку на плечо, ласково сказала:

– Да успокойтесь, успокойтесь. Вы нормальный. Как Вас зовут?

– Меня? Вы что ж, не знаете, как меня зовут?

– Нет, у вас только литер. И всё.

– Литер? Это что?

– Это номер.

– Твою мать! – хлопнул себя по коленке Лучинский. – Я ещё и потерял свою личность и память. Мать твою, вот выпил гадости. Сука! Ну, козёл, кореец долбанный, я тебя ведь найду, когда меня выпустят!

Лиза вновь погладила Кирилла по плечу:

– Так как Вас зовут?

– Кирилл…

– Хм, Кирилл, красивое имя. А я почему-то думала, что Вы Владимир…

– Владимир? Я что, похож на Вовку? – в конец обиделся Кирилл.

– Нет, просто…

– Слушайте, девушка, когда меня выпишут? Что мне прописали? Долго тут держать будут?

– Боюсь, что правда для Вас окажется очень жёстокой, – печально выдохнула Палкина.

Кирилл внимательно посмотрел снизу вверх на девушку и растерянно спросил:

– Что значит жёстокая? Я что, тут надолго? Почему? Я ведь в норме. Нормальный, всё помню. Что надо-то?

Лиза вновь вздохнула и присела на корточки возле Кирилла. Она, не глядя на него, вымолвила:

– Да не в этом дело, Вы-то в норме, только вот…

– Что ещё? Не понял? Что происходит?

– Дело в том, что Вы не там, где жили.

– Чего? – Кирилл вскочил с унитаза и просмотрел на девушку, как на змею смотрит мангуст. – Меня что, в другой город ещё отвезли? На опыты, что ли, отправили? Вы это… кончайте тут меня пугать!

– Да нет, город-то тот, вот только страна другая… – Лиза встала и, вплотную подойдя к Кириллу, пристально посмотрела ему в глаза.

Он несколько секунд молчал, соображая, что она ему сказала. Затем улыбнулся как-то беззащитно и обречённо:

– Хм, страна другая. Как это… как это – другая?! Что, власть поменялась, что ли, пока я в отключке был?!

– Вроде того…

– Нет… не может быть! Нет, скажите, что Вы шутите! – бормотал Лучинский. – И сколько же это я в отключке-то был? Что, долго?

– Да…

– Месяц?

Лиза молчала, она опустила глаза и, отвернувшись, подошла к зеркалу. Затем, поправив волосы, вновь посмотрела на Кирилла. Тот стоял в ожидании:

– Два месяца? – удивлённо спросил он.

Лиза грустно улыбнулась.

– Что больше? Скажите, не томите. Не томите мне душу! – взмолился Лучинский.

– Вы пробыли в коме почти девяносто…

– Девяносто дней? Три месяца! Мать твою! – схватился за голову Лучинский.

– Да нет, Вы не поняли. Вы пробыли в коме, в литургическом сне, в анабиозе, или ещё как хотите назовите своё состояние, почти девяносто… лет…

Кирилл вздрогнул и замер. На его устах застыла нелепая и уродливо-смешная улыбка. Лучинский, не моргая, смотрел на Палкину и не дышал. Он не мог двигаться.

– Да, Кирилл, такова правда. Так что…

Оцепененье у Кирилла прошло через несколько секунд. Он опустился на унитаз и тихо и как-то жалобно сказал: