Ольга Голосова - Преобразователь

Войдя, Аида нажала какую-то кнопку, и дверь бесшумно вернулась на свое место.

Она зажгла свет, и я оглянулся. Мы находились в квадратном помещении, скорее смахивающем на студию плейбоя, чем на секретный объект.

Две стены занимала кухня со встроенными шкафами и бытовой техникой. Малюсенькое оконце, забранное решеткой, выходило во двор. У глухой стены напротив кухни стояла складная алюминиевая кровать, по-солдатски заправленная, но двуспальная. По моему мнению она просто загромождала и без того тесное пространство. Прямо рядом с кроватью, за матовыми стеклянными дверцами, виднелись душевая и унитаз.

— Где-то есть кондиционер, но я не знаю, как он включается. Кажется, с пульта.

— И где твоя лаборатория?

— За домом — старое мусульманское кладбище. Под ним и находится лаборатория.

— Но ведь нас здесь могут искать! Наверняка об этой лаборатории знал не только… мой… он.

— Естественно.

— Но откуда о ней можешь знать ты?

— Они здесь уже наверняка были, только сами ничего не нашли, — сказала Аида, не ответив на мой вопрос. — Именно поэтому они и взялись за тебя. Вряд ли профессор был настолько глуп, что спрятал здесь то, что ты ищешь, да еще послал тебя за этим сюда.

— А что мы в таком случае здесь ищем?

— А хрен его знает. Ты сказал — хочешь в лабораторию, мы и пришли в лабораторию. Но вот выйдем ли мы из нее? Ладно, не бери в голову всю эту фигню.

Аида сразу же по-хозяйски полезла в холодильник. Потом в шкафы.

— Жрать-то как хочется, аж плющит.

Я понаблюдал, как она шарит по полкам, швыряя на стол вакуумные упаковки с колбасой, сыром и замороженным хлебом.

— Пожалуй, приму-ка я душ, — решил я и бодро двинулся в сторону санузла.

— А где он жил? Прямо здесь? — у меня не получалось называть Успенского отцом при ней.

— В двух километрах отсюда. Там корпуса настоящей лаборатории Гильдии и ее же официальное представительство. Его дом был рядом, там его и взорвали.

— Почему-то я считал, что его взорвали в лаборатории.

— Это просто приколы восприятия. Раз взорвали ученого — значит, в лаборатории. Где ж еще его взрывать? Прямо там и взрывать. Только лаборатории обычно охраняются, а вот дома почему-то не всегда. А лаборатория — вот она, целехонька. И офис Гильдии целехонек: ищи дурака, который туда полезет. Там тоже все под землей. Только офисы — сверху, парковка там и все такое. Взрывай — не хочу.

— Разве его не охраняли?

— Охраняли как могли. Охраняли там, где он считал нужным. Он все-таки был глава Гильдии. Ты слабо представляешь, что это значит. Ну как папа римский или царь. Или верховный жрец. Глава Гильдии — это абсолютная священная власть, причем пожизненная. На него только что не молятся. Власть передается по наследству — это очень замкнутая цеховая структура.

— А откуда ты все это знаешь?

— От верблюда, — Аида откусила здоровенный кусок от бутерброда с колбасой, и на майку ей посыпались крошки. Вытерев жирные руки о штаны, она взялась за фарфоровую чашечку с кофе. — Зачем мне тебе что-то рассказывать?

— Я хочу знать, кем был … он и как там у них все устроено.

— Твой отец был сволочью с напрочь сорванной башней, хотя гений в своем роде. Он вообще не понимал, чем живое отличается от неживого. Вот и резал все подряд — душу искал… — Аида криво усмехнулась.

Я поймал ее взгляд — в нем светилась бешеная животная ненависть.

— Он был мертв, понимаешь? Когда стоишь с ним рядом — чувствуешь, что стоишь рядом с мертвецом. Нет, он был фантастический умен. Он мог почти все. Только не мог мертвое сделать живым — от этого и бесился. Он хотел найти формулу, понимаешь? Любой ценой найти формулу, которая делала бы из животного — человека. Как сделать из человека животное, он знал от рождения. Это у крысоловов — в крови.

Аида замолчала и снова откусила от своего уродливого бутерброда.

Сигареты нашла мне Аида. Они лежали в сигаретнице красного дерева. Я закурил, и дым поплыл в сторону окошка. Кондиционер не работал.

— Он мучил без радости и удовольствия. Он просто шел к цели, и те мучения, которые он причинял крысам и людям, были ему неприятны. Он их не хотел. Но он решил найти формулу и уже не мог остановиться. Его люди думали, что он ищет универсальный крысоистребитель, который раз и навсегда уничтожит этих тварей или сделает их контролируемыми. Крысоловы знают, что крыс можно было контролировать.

— Откуда?

— О, это такая древняя легенда. Когда-то… В общем, очень давно в Китае жили даосы. То ли монахи, то ли философы. И решили они облегчить себе жизнь. Им император мешал, буддисты мешали. Они были люди продвинутые, алхимики. И они решили вывести из крыс, которых вокруг было полно, специальных слуг. Ну, таких, чтобы сами размножались, были похожи на людей, только управляемы. Ну и схимичили. Как — не спрашивай. Только потом они медитировали, медитировали да и вышли все в астрал. А слуги-то самовоспроизводятся! С тех пор китайский император, а потом и все остальные ищут, где же у них кнопка. А крысы-то помнят, что они созданы, чтобы охранять, воевать и копить богатство для хозяев. Только хозяева-то ку-ку! А кнопочка у нас, Серега, есть. Отец твой нашел ее. А как нашел — так кончилось его время. А я прикидываю, что они его и убрали!

— Кто они, милая?

Я слушал этот бред и думал, что какое-то зерно истины во всем есть, только это как в теории жидо-масонского заговора: есть и жиды, и масоны, и заговор, просто одно с другим не вяжется.

— Кто-кто? Даосы.

— А почему не инопланетяне?

— А на фига им еще и крысы? Людей мало?

— Железная логика.

Аида сверкнула на меня глазами и принялась кромсать колбасу ножом.

— Ты можешь ровно резать?

— А на фига?

— Смотреть тошно.

— Ба, Серый, да ты эстет! — она насмешливо присвистнула и с удвоенной энергией принялась уродовать продукт.

Я вырвал у нее нож и нарезал несчастную колбасу ровными тоненькими кружочками.

Глядя на мои руки, Аида вдруг застекленела.

— Марк Михайлович всегда так резал. И крыс, и колбасу. Аккуратно и точно. Говорят, после его надрезов было очень мало крови — так хорошо он знал анатомию.

Я отложил нож и вытер руки о салфетку.

— Я не Марк Михайлович, Аида. Я никогда ничего не резал, кроме продуктов питания. И я ничем не могу тебе помочь. Я не он. Та девочка, которую поймали и мучили, тот ученый, что ставил над ней эксперименты, — их обоих больше нет. И их невозможно вернуть. Туда нельзя вернуться. Все это уже прошло. И тебе надо понять это. Ужас будет жить ровно столько, сколько ты будешь его кормить. Поплачь о загубленном детстве, осознай, что ты выросла, — и живи, живи как хочешь, дура! — последние слова я уже выкрикнул.

Она закрыла лицо руками и замолчала.