Сергей Шведов - Дочерний филиал компании ОАО «Работа адова»

В старину рекламу лепили куда ни попадя — на щитах вдоль дороги, на крышах домов и автобусов, да и на самих домах и автобусах. Даже вывешивали рекламные видеоэкраны в салонах автобусов.

Это было при царе горохе, теперь об этом и вспоминать забыли. Рекламу отсылают прямо в сознание будущих покупателей напрямую от внешнего излучателя. Антеннами усажены все здания в городе, а особо мощные потоки пробиваются в сознание потребителей с орбитальных спутников.

Прогуливаешься вот так себе пешком в свое удовольствие по улице в ясный денек, а рекламы чередуются перед внутренним взором в зависимости от близости и мощности ближайшего излучателя. Противопотные носки перед внутренним взором сменяются ароматизированными гигиеническими прокладками или трехслойной туалетной бумагой с нежными ворсинками. И кроме них ничего перед собой не видишь, аж бесит. Так недолго и под машину угодить. Особенно сейчас, когда любой может за отдельную плату получить на ветровое стекло пропуск, дающий право колесить где ему вздумается — хоть по тротуару, хоть по лестничным маршам на колоннаде.

На работе в офисе тоже ничего перед собой не видишь. Твой внутренний взор пичкают политическими новостями и идеологическими установками на тему мультикультурализма, толерантности и преданности идеалам либеральной экономики, либеральной демократии, либеральной свободы и неограниченных прав свихнувшегося на сексе и деньгах человека. Тебя призывают бросить все и кинуться на борьбу за гендерное равенство феминисток, против домашнего насилия и за однополый секс. До того допризываются, что работать некогда — рабочего монитора перед собой не видишь. Мало им того, так еще и внутрикорпоративная реклама призывает к тесной спайке с администрацией, то есть пристально следить за своим коллегой и добросовестно докладывать по начальству о всех его грешках и промашках.

Даже на минутку наедине со своими мыслями не останешься, даже не посидишь бездумно в информационной тишине. Если бы только реклама. Мощные генераторы преображения внешнего пространства по несколько раз в день рисуют всё новую картину домов, площадей и улиц. Идешь на работу по городу, раскрашенному в золотистых и серебристых тонах, а после работы выходишь из офиса на улицу — и картинку поменяли. Не поймешь, где ты находишься среди ядовито–сине–желтых домов под розовым небом. Муниципальные власти вовсю стараются продать туристам и другим гостям столицы цветастую картинку города. За индуцированными в твоем сознании красотами не увидишь обшарпанных фасадов, давно не ремонтированного дорожного покрытия и добитого общественного транспорта. Все покажется блестящим и идеально чистеньким, как на выставке.

Но стоит микробатарейке за ухом забарахлить, как тут же выключается приемное устройство и вместо виртуальной красоты увидишь то, на что глаза твои не глядели бы, — серенькую неприглядность офисного бытования с отставшими обоями, обшарпанным напольным покрытием и толстым слоем пыли на всем, где можно написать крестиками самое короткое ругательство.

Сидров в который раз постучал себя за ухом и с отвращением огляделся вокруг себя. Неужели это и есть его шикарный офис? Наверное, так должен выглядеть сарай в деревне, где Сидров никогда не был. Он больно шлепнул себя за ухом всей ладонью — контакт восстановился, и снова Сидрова окружала роскошь офисной отделки, которая ничуть не уступала интерьерам парадных залов Кремля.

В обед он пошел в вычурно отделанный корпоративный ресторан с изысканными блюдами. Контакт за ухом вдруг снова пропал, и взгляду открылся неприглядный пищеблок с липкими алюминиевыми мисками и ложками (вилок не было).

Его любимый «ростефляй марникийский с соусом бланш–креман» оказался сереньким шницелем, политым луковой подливкой на пальмовом маргарине. Серебряные приборы для перца и соли, хрустальные флакончики с уксусом и горчицей — все как по прихоти злого дизайнера превратились в стеклянные баночки и пластиковые плошки.

А коллеги по работе, сидевшие за столиками, из элегантных манекенов с витрины модного бутика превратились в нечесаных работяг в грязных робах и рабочих ботинках. Какой уж там аппетит, если в голове отключился приемник виртуальной раскраски окружающей действительности! И как по закону подлости, когда Сидров встал из–за стола, обшарпанная столовка буквально на глазах снова превратилась в роскошную ресторацию, а тошнотворная вонь подгоревшего на маргарине лука — в изысканный аромат устричной свежести под лимонным соком. Снова разыгрался аппетит, но Сидров взял себя в руки и не позволил себе второй раз отобедать. На вечерок нужны были деньги, чтобы подразвлечься после нудного офисного сидения.

Деньги еще пригодятся. Ведь после работы по пути домой навязчивая реклама разжигает в тебе плотскую страсть. Особенно, когда проходишь мимо рекламного излучателя рядом со спа–салоном с его обворожительными нимфами. Сидров мог позволить себя заскочить туда не больше чем на полчасика каждый вечер, слишком уж это недешево обходится для зарплаты рядового офисного менеджера. После получасовго блаженства, тьфу ты! опять отключилась батарейка, и Сидров вместо сладострастных гурий вдруг видит, что перед ним кривляются в неглиже просто некрасивые девушки с синеватой в пупырышках кожей из–за того, что отопление в салоне еще не подключили. Вот и все удовольствие из–за проклятой батарейки…

Перебои с питанием генератора виртуальной реальности случались и прежде. Но всегда достаточно было постучать за левым ухом, и мир вокруг Сидрова превращался в сказочную картинку.

В рекламе преобразователя персональной внешности и презентабельности тоже ничего не говорилось, что микроэлемент питания, вживленный за ухом, отключает и эту систему. Сидров теперь не только перестал казаться встречным прохожим эдаким качком и супермачо, его на улице вообще перестали замечать — толкают, налетают, не отвечают на его вопросы. Как бы пустое место перед ними, а не человек.

Мало того, что сам он сделался чуть ли не невидимкой, так из–за негодной батарейки померк и весь мир — непривычное городское небо с тусклыми звездами, темные ущелья улиц среди черных скал–домов с подслеповатыми окошками, в которых будто бы свечки теплятся.

Когда микробатарейка села окончательно, Сидров не узнал своего двора среди ущелий мрачных многоэтажек. Только по светящейся интелкарте подъездной двери он определил свой адрес. Испещренный матерным фольклором, наполовину ободранный лифт еле вытянул его на последний этаж. Сидрова встретили не шикарные апартаменты в его собственном пентхаузе на крыше небоскреба. Оказывается, он ютится в надстроенной на «хрущевке» мансарде под самой крышей. Тут пахло кошками и перетертой мышами трухой, а из общего коридора доносился запах жареной селедки с жженным сахаром.