Ксения Таргулян - Корабль уродов

Навязчивые мысли крутились по спирали, всё набирая обороты, да и к тому же неприятно сосало под ложечкой. Их самонадеянные, абсурдно-бесстрашные намерения казались ей всё безумней и бессмысленней. Будь она одна в этой операции — она бы плюнула и бросила затею. Ну не стоит оно того! Не стоит какой-то глупый напыщенный бал того, чтобы подвергать Лени (а возможно и ее саму) такой опасности.

Но мозгом операции была не она, а Лени — и он был просто бесконечно воодушевлен всем происходящим. Вренна представила, как скажет ему, что хочет от всего отказаться, увидела потерю и горечь в его только что горящих глазах — и поняла, что никогда не повторит этот опыт в реальности.

Как-то незаметно для себя она уснула, свернувшись клубочком между подлокотниками кресла, а проснулась уже поздним утром от мягкого голоса Леона.

«Ну вот, опять вернулась осень», — с разочарованием думали этим утром тысячи умов, и мысль взвивалась к высшим сферам. А в миллионе километров к западу думали: «О, какой снегопад» — и потоки электромагнетизма начинали бессмысленное сражение в поднебесной.

«Сегодня всё должно решиться». С этой мыслью проснулись восьмого декабря и Мморок, и Джек, и их родственники под сводами Морской Короны, и кое-кто из просвещенных горожан. Свиваясь единым веретеном, мысль заскользила к потолку, сквозь окна, выше, выше… Сливаясь с еще одной — безмерной, чужой, необъятной.

«Сегодня всё должно решиться, — думало существо, заключенное в стенах Замка вот уже больше тысячи лет. — Сегодня я освобожусь!» — кричало оно мысленно, и не может быть, чтобы сферы оставались глухи к энергии такого могучего разума.

— Идем? — нетерпеливо позвал Леон, и Вренна медленно кивнула, не в силах оторвать взгляд от решеток. Впереди, в паре метров от нее, у стены стояла стальная клетка с небольшим зарешеченным окошком. Из-за металлических прутьев не мигая глядело четыре глаза. И сердце сжималось от этого зрелища.

А самое ужасное, что дальше, позади этой клетки, точно такими же был заставлен весь периметр коридора!

Вренна с ужасом осознавала, что просто не в состоянии пройти между ними.

Она наконец перевела взгляд на Леона и увидела, что он крепко сжимает в руке свой амулет. Его волнует только безопасность… «Это всё правильно, конечно, и зря я всегда привязываюсь к этим тварям, но черт возьми — я семнадцать лет жила с ними под одной крышей, они мне если не семья, то добрые питомцы!» — мысленно воскликнула она, но тут же ответила сама себе: «За исключением тех случаев, когда они ненароком пытались меня прикончить».

Она снова посмотрела на гигантского таракана за решеткой, и ей почудилась тоскливая мольба в его белесых глазах, но она сморгнула — и кораблист вновь выглядел бесстрастным.

— Лени, — позвала она для проверки, — как тебе кажется, что он чувствует?

Леон неохотно присмотрелся к твари и поморщился.

— Ненависть. Так и хочет прогрызть решетку и кинуться на нас.

Вренна удивленно покосилась на него, но спорить не стала. Стараясь не обращать внимания на ряды клеток по сторонам, она быстро пошла по коридору.

Какие же все они покорные, — уныло думала она, сворачивая из зала в зал и всюду видя пустоглазых узников. — Даже не пытаются сопротивляться, а ведь им было бы так просто пробить эту решетку и оказаться на воле.

Она чуть не спотыкнулась на ровном месте от внезапной мысли и остановилась, изумленно оглядывая маленькие тюрьмы.

— Лени, действительно, а почему они не вырываются? Они же… они же должны быть уже свободны от наших приказов?

Леон смерил ее мрачным взглядом:

— Давай ты даже думать не будешь о том, чтобы они стали вырываться, ладно?

Вренна смутилась, замолчала, пошла дальше — но думать не перестала.

В следующей комнате — с декоративной штукатуркой на стенах и плиткой под камень на полу — Леон внезапно остановился и начал потрошить сумку с фотоаппаратурой.

— Надо их тут снять, — твердо пояснил он.

Достав камеру, штатив и откалибровав множество настроек, он прицелился и начал щелкать. Пронзительная вспышка озаряла сумрачный зал раз за разом, и кораблисты стрекотали и шипели, сворачивая головы и втягивая хвосты. Кто мог из них повернулся к решетке спиной, но некоторые были слишком непропорциональны и застревали, пытаясь скрыться от света. И Леон снимал именно их.

— Ну хватит, — не выдержала Вренна. — Ты их мучаешь.

— Что? — мрачно изумился Леон, медленно оборачиваясь. — Я — их — что ?

Вренна насупилась, скрестила руки на груди, отвернулась.

Он сделал пару снимков, остановился и резко взглянул на нее.

— О чём ты там думаешь?

— Ни о чём я не думаю.

Он выжидающе изучал ее спину, складки куртки, приподнятые плечи — так, что она ощущала тяжесть его взгляда и наконец обернулась — с примирительным выражением:

— Лени, тебе не за что их ненавидеть.

Его брови язвительно взлетели, из легких исторгся нервный смешок. Вренна поежилась от его разъедающего взгляда, но продолжила:

— Они толком не живые, понимаешь? Они не чувствуют, не думают. Они всё равно что роботы с заложенной программой. Разве есть смысл мстить роботу?

— Мстить? Я просто их фотографирую, — без интонации отчеканил он.

— Но… им неприятно это. Ты их злишь — это нам, в конце концов, навредить может. Понимаешь? Они взбесятся и выйдут из равновесия.

— Взбесятся? Роботы — взбесятся?

— Не придирайся к словам, — нахмурилась она. — Просто отключи вспышку, ладно?

— Здесь не получатся хорошие кадры без вспышки.

— Но ты уже много наснимал.

— Надо отсматривать, хороших кадров мало будет.

— Лени, пожалуйста!

Он закатил глаза и стал убирать штатив. Вренна облегченно вздохнула.

Вскоре они добрались до запасной лестницы, насквозь пронизывающей всю высоту замка, и поднялись на четыре пролета. Точной карты никто из них не знал, но Вренна ориентировалась по аналогии с Кривым Гвоздем, и пока эта логика работала.

На третьем этаже кораблистов не было, ничто не омрачало изысканные интерьеры, и слышался мерный гул голосов — откуда-то справа. Леон уверенно направился туда. Вренна шла чуть поодаль от него, невольно накручивая себя. Сначала она злилась из-за только что завершившейся сцены, потом стала просто бояться за него. Ничем хорошим визит журналиста на бал Вентеделей закончиться не мог, и с каждым шагом ей становилось всё труднее молчать об этом.

Минув несколько сквозных комнат, они оказались в широком коридоре, ведущем прямо к центральному входу на торжество. За тяжелыми распахнутыми дверьми ослепительно сверкали люстры и сновали элегантные силуэты. Это был последний момент, когда еще можно было передумать…