Дмитрий Барчук - Новый старый год. Антиутопия

– Так надо.

Свадьбу отпраздновали в ресторане «Метрополь» в узком кругу. Родители невесты и жениха и несколько товарищей тестя по партии с женами. Правда, генерального секретаря на торжестве не было. Он в это время находился на Кубе с дружественным визитом. Прислал только поздравительную телеграмму. Медовый месяц молодые провели в Сочи. Затем Татьяна Юрьевна недельку погостила в доме, который приготовил для нее суженый, и вернулась в Москву. Она работала над докторской диссертацией, и ей чуть ли не ежедневно требовались все новые и новые материалы из Библиотеки имени Ленина. Встречаться молодожены договорились не реже двух раз в месяц. Пока Костя зарабатывает партийный стаж в провинции, а Таня грызет гранит академической науки в столице.

Их встречи происходили в основном в Москве. Вскоре после замужества Татьяна Юрьевна получила четырехкомнатную квартиру на Фрунзенской набережной. У супруга всегда находились дела в златоглавой столице. Обск законная жена посетила лишь однажды – на семидесятилетие свекра. Детей у них не было. До защиты докторской продолжение рода не входило в планы Татьяны.

Через пару месяцев Константин завалился к Ольге. Она не выгнала его исключительно из страха. В городе уже шли повальные аресты, суды работали на полную катушку, но много людей просто пропадало бесследно. Газеты пестрели заголовками «Помогите найти человека». Но никто никого не находил. А ее бывший сожитель был из тех, кто помогал другим теряться.

Прямо с порога он предложил ей работу домоправительницы. А чтобы не дать повода для сплетен и не навредить его моральному облику, она должна была фиктивно выйти замуж за его водителя Анатольича. Он будет тоже жить с ними в одном доме, только на другом этаже. Но если вдруг из Москвы прилетит его жена, то ей с Анатольичем надлежит разыгрывать роль счастливых супругов. Но если, не дай Бог, они увлекутся, то в лучшем случае магаданский лагерь им обоим будет обеспечен.

Противно запищал радиотелефон. Ольга неохотно встала с кресла, подошла к туалетному столику и взяла трубку.

– Алло, – зевая, протянула она.

– Доброе утро, Ольга Павловна. Это беспокоит Сизов, помощник генерал-губернатора.

– Здравствуйте, Саша.

– Извините за беспокойство в столь ранний час в воскресенье. Но сегодня интересная встреча вызревает. Как бы мне услышать Константина Евгеньевича?

– Сашенька, пожалуйста, пожалейте его. Он только час назад вернулся с приема московских гостей и сейчас спит как убитый. Если сообщение не секретное, то можете оставить его мне, я ему передам, как проснется. Или сами перезвоните ближе к обеду.

– Какие от вас могут быть секреты, Ольга Павловна? Просто тут один старый знакомый Константина Евгеньевича объявился. Некто Джордж Смит, он же в прошлом Георгий Кузнецов. Наш земляк, а теперь – австралиец. У меня с ним сегодня деловой ужин. Если Константину Евгеньевичу будет интересно встретиться с товарищем по университету, то может к нам присоединиться. Мы будем в «Золотом драконе» после пяти.

Ольга отключила телефон и произнесла вслух:

– Бедный Жора! Что ж тебе не жилось-то среди кенгуру?

Он проснулся в полдень по обскому времени. В Сиднее было уже два часа дня, в Москве – восемь утра, а во Франкфурте-на-Майне – всего шесть часов. Вот и ломай голову – поздно или рано. А она гудит, словно самолетная турбина: то ли от выпитого перед сном виски, то ли от перелета с одного края Земли на другой транзитом через третий. Для полноты впечатлений не хватало промежуточной посадки где-нибудь в Магадане. Хотя вполне возможно, что она еще впереди. Но более всего ныла поясница. Пружины особенно ощущались в середине матраца, там, где заднее место лежащего на нем переходит в спину. И сейчас австралийцу казалось, что его тело переломилось пополам.

Серьезным волевым усилием Смит заставил себя подняться с этого прокрустова ложа. Достал из сумки туалетные принадлежности и, не одеваясь, в одних плавках поплелся через коридор в ванную. Холодный душ и бритье с ментоловым кремом несколько взбодрили его, но состояние разбитости до конца не исчезло, а лишь слегка отступило на второй план.

Облачившись в тонкий спортивный костюм темно-синего цвета с британским флагом на спине и белыми звездами на рукавах, он позвонил дежурной и заказал крепкий чай и бутерброды с сыром и колбасой. Она заказ приняла, но напомнила, что оплачивать питание необходимо сразу и только в рублях. Смит выругался по-русски и пошел вниз к портье менять доллары. Каково же было изумление, когда за сто баксов ему выдали всего пять тысяч сто рублей.

– Это же настоящий грабеж. Даже в Москве спекулянты в аэропорту и то дают десять тысяч, – возмутился он.

– Ничем не могу вам помочь. Таков официальный курс Государственного банка. Не я его устанавливаю. А вы что, продавали доллары спекулянтам? – поинтересовался портье, крепкий пятидесятилетний мужчина с волевым лицом.

– Лучше бы продал, – зло отрезал Смит, сгреб свои жалкие рубли и пошел прочь.

– Не советую этого делать, – послышалось вдогонку. – Десять лет строгого режима. Даже для иностранцев.

Это была последняя еда, которую он заказал себе в номер. Во-первых, за два бутерброда и стакан чая с него слупили почти пятьдесят долларов. Во-вторых, колбасу есть было решительно невозможно, ибо сои в ней было гораздо больше, чем сала, а чай, похоже, заварили не позднее недели назад, а затем с помощью соды в нем просто поддерживался присущий этому напитку цвет. Он съел только сыр и хлеб и запил добрым глотком виски из своей фляжки.

Делать было абсолютно нечего. Наталья категорически запретила ему звонить ей домой. Она сама должна была найти его. Смит включил телевизор. По первой программе шел «Сельский час». Бывший фермер из Саратовской области горячо убеждал журналиста, насколько здорово работается вместе, рука об руку с другими крестьянами в товариществе по совместной обработке земли. И трактор «К‑700» они сообща купили, и комбайн «Дон‑2000». А как выйдут все десять семей в поле во время посевной, так за считанные дни управятся. Не то что раньше, когда каждый поодиночке горбатился. И со сбытом продукции теперь проблем нет. Весь урожай еще на корню скупает потребительская кооперация, хлебоприемные пункты или городские предприятия, которые за продовольствие готовы поставить что угодно. Правда, урожайность в ТОЗе несколько снизилась по сравнению с той, какую получали фермеры, и продуктивность коров немного упала. Но это издержки переходного периода.

– Были и у нас вредители, которые супротив, значит, перемен на селе. Но, слава Богу, при поддержке нашей новой народной власти мы от них избавились. И сразу легче жить стало. Скотины в общественном стаде прибавилось. Жилье для городских переселенцев появилось. Да и деревня сразу как-то успокоилась. Не стало раздражающего, значит, фактора. Все теперь ровно живем. Никто никому не завидует, – рассуждал тозовец.