Дмитрий Барчук - Идеальная жена. Постчеловеческая история

– Не оставляй свой волос! – причитала по-немецки цыганка.

Длинный тулуп до пят из светлой овчины, цветастый платок, болтающиеся в ушах золотые серьги невероятных размеров, испещрённое оспинками лицо. Ее облик диссонировал с имперской чопорностью министерских зданий, добротной одеждой безразличных прохожих и с теплотой яркого мартовского солнышка.

Старая ведьма выпрыгнула из‑за газетного киоска и, хвать – вырвала у меня из шевелюры волос.

– Не уходи, несчастье тебе будет, молодой и красивый. А позолотишь мне ручку, отведу твою беду. А какую любовь приворожу, век не забудешь!

Я стоял в растерянности, не зная, что делать. Разум настоятельно рекомендовал плюнуть на эту мошенницу и отправиться дальше по своим делам. Но какое-то шестое чувство удерживало.

– Шиллинга хватит? – робко поинтересовался я.

Она выхватила купюру из моих пальцев и завернула в неё волос.

– Ой, мало, господин. Волос ладонь жжёт. Не жалей, ещё давай. Судьба твоя сейчас решается!

Хитрая бестия выцыганила у меня все деньги – сто пятьдесят шиллингов, всё, что я отложил на лечение.

Ещё секунду назад купюры были в её руках, вдруг она резко всплеснула рукавами тулупа, и мои денежки растворились в утренней городской дымке.

– Где мои деньги?! Я вызову сейчас полицию!

– Они сгорели, – усталым голосом произнесла цыганка. – Иди своей дорогой. Будет тебе счастье.

И я, как послушный телок, поплёлся на трамвайную остановку.

На курорт я всё-таки поехал. Деньги мне одолжил один артист из Ленинграда. Он был старше меня, но в отцы не годился. Так, старший, умудрённый опытом товарищ. На родине он успел сняться в нескольких нашумевших фильмах, приобрёл популярность, особенно у женщин. Его отъезду на землю обетованную советские власти вначале препятствовали, но началась шумиха в западной прессе, и его отпустили. Горбачёв уже примерял лавры реформатора, а досадные мелочи могли навредить его новому имиджу.

Вырвавшись из‑за железного занавеса в свободный мир, восходящая звезда экрана отказался ехать на историческую родину. В Израиле киноиндустрия не сильно развита. Мечта любого актёра – Голливуд, мировая фабрика грёз. Как у меня, выпускника физтеха, – знаменитая Кремниевая долина. Тогда многие искатели лучшей жизни использовали свои еврейские корни, иногда очень сомнительные, как повод для отъезда из Союза. С Александром, так звали моего друга, нас связывали липовое еврейство и мечты о Калифорнии. Но Америка не настолько нуждалась в нас, как мы в ней. Миграционные службы изматывали бесконечными проверками, и мы почти полгода кантовались «на венской пересылке» (по меткому Сашиному выражению).

Развод и выезд из СССР отняли у меня много здоровья, а венское вынужденное безделье окончательно его подкосило. В одно хмурое зимнее утро я не смог встать с постели, чем сильно испугал соседа по комнате.

Саша вызвал врача. Меня отвезли в госпиталь с острой почечной недостаточностью. Долго там держать не стали, бесплатно людей без гражданства в Австрии не больно-то лечат. Обкололи антибиотиками и отправили восвояси. Один сердобольный доктор настоятельно рекомендовал мне лечение на водах.

– Поедем в Баден, как истинные аристократы, – предложил Александр.

– Но там почки не лечат. Мне нужно в… – я назвал небольшой курорт в двух часах езды от Вены на автобусе.

– Но это же деревня, – сморщил нос мой товарищ. – Никакой культурной жизни. Одно старичьё чалится. Или тебе нравятся дамы пенсионного возраста?

– Мне нужно лечиться. А ты можешь остаться в номере один. Пригласишь какую-нибудь фрейлейн. Тебе ж не надо промывать почки.

– Нет уж, дудки. Деревня так деревня. Всяко лучше, чем здесь. У меня эта Вена уже в печёнках сидит. В одиночестве я помру здесь от скуки.

И действительно, стоило нам выехать из столицы, как хандра мигом улетучилась. Каменные городские колодцы ещё хранили остатки зимних холодов, а на природе властвовала весна. Поля ярко зеленели молодыми посевами, маленькие фермерские тракторы деловито ползали по пашне, виноградные лозы пустили лист, а в рощах гомонились стаи птиц. Сверкающий на небе диск так слепил глаза, что пришлось надеть солнцезащитные очки.

Автобус привёз нас в сказку. Иначе трудно назвать этот городок. Всё солнечно, нарядно, красочно и настолько аккуратно, геометрически выверено, как в каком-то игрушечном королевстве. Среди отутюженных полей для гольфа ладные бюргерские домики соседствовали с крытыми жёлтой соломой мадьярскими хатами. Из кофейни под открытым небом возле городской ратуши доносились потрясающие запахи молотого кофе и звуки неувядающего венского вальса. Сквозь кроны вековых дубов старинного парка с солнечными полянами и тенистыми аллеями проглядывали вдали контуры средневекового рыцарского замка. И главное – радостные, открытые, ничем не озабоченные лица просто гуляющих людей. Мы с Александром со своими эмигрантскими комплексами выглядели чужеродными телами на этом спокойном и размеренном празднестве жизни.

Комнату мы сняли в частном пансионе одной пожилой фрау. Стоимость нас приятно удивила. По сравнению с аппетитами столичных домовладельцев аренда здесь была даже нам по карману. В стоимость пансиона входило ещё питание и консультации проживавшего по соседству доктора. Поэтому вместо запланированных двух недель мы решили остаться здесь на все три.

Всё было б хорошо, если бы из меня не посыпался песок. Здешняя минеральная вода растворяла, оказывается, даже камни в почках. Седенький доктор по-детски радовался эффективности предписанного им лечения. Зато самому наблюдаемому приходилось совсем несладко. Дикие боли в пояснице, о других вещах я лучше просто умолчу – над унитазом выл, как подстреленный пёс.

Александр не находил себе места, он-то приехал отдохнуть и развлечься, а напарник для приключений выбыл из строя. Бедолага уже изучил всю подноготную курортного досуга и не мог дождаться, когда я смогу составить ему компанию.

– Главная тусовка – в ночном клубе отеля. Там собирается интересующий нас контингент. Я только одним глазком заглянул вчера в танцевальный зал, там столько фрау и фрейлейн – глаза разбегаются! Кстати, много иностранок. Я и английскую, и французскую речь слышал. Вот бы с американкой замутить шуры-муры. Ради американского гражданства я пожертвую даже своей свободой. Адам, но, может быть, сегодня сходим? – он посмотрел на меня собачьими глазами.