Владимир Колышкин - Златоград

Они раскатали подстилки, развязали котомки, достали скудную еду свою. Разлили воду по кружкам из расчета 150 грамм порция. С собой у них были две литровых фляжки, и вода быстро расходовалась, несмотря на экономию. Всё приходилось экономить — воду, сухари, сахар. О горячей пище и думать было невозможно. Мох не горел, а дров не было. Ели они так: ломали галеты на кусочки, макали их в кружку, набухший кусочек отправлялся в рот. Так же они поступали с сахаром. Все это запивалось водой, которой всегда не хватало на еще один глоток.

— Интересно, из чего серые делают эти галеты? — задался почти риторическим вопросом Вадим. — На вкус как картон.

— Зато питательные, — ответил Степан, высасывая воду из кусочка сахара.

— Сегодня у нас какой день?

— Воскресенье, а что?

— Значит, в лагере сейчас на обед дадут плов. — Вадим облизнулся, глотнул вхолостую. — И ягодный компот… Черт, как пить хочется.

— Найдем родничок, напьемся до горла, — утешил друга Степан.

— Да-а, найди-ка его попробуй… Хоть бы дождь пошел, что ли…

— На тебя не угодишь — то тебя в пустыню тянет, то дождь тебе подавай…

— Хорошо бы в райский сад попасть, — мечтательно произнес Вадим, влёжку вытягиваясь на своей подстилке. И развернул свою мысль рассказом, который, если очистить от жаргона, слов паразитов, мата, молодежного косноязычия и вдобавок расширить словарный запас, звучал бы примерно так:

«Есть одна волшебная сказка. Мне прочел её мой брат много-много лет тому назад, но она до сих пор сохранила для меня свое очарование. Это сказка о том, как один маленький мальчик взобрался однажды на радугу и в самом конце ее, за облаками, увидел чудесный город. Дома там были выложены золотыми плитками, а мостовые — серебряными, и все озарял свет, подобный тому, который на утренней заре освещает еще спящий мир.

В этом городе дворцы строили такие красивые, что в одном созерцании их таилось удовлетворение всех желаний; храмы столь величественные, что достаточно было преклонить там колена, чтобы очиститься от грехов.

Кроме того, там есть Сады отдохновения, где среди листвы растут цветы и зреют фрукты — пленительные, нежные, прекрасные.

Мужчины этого чудесного города сильны и добры, а женщины прекрасны, как грезы юноши.

Имя же этому городу было «Город несвершённых деяний человечества».

— Хороша сказочка, — сквозь дрёму отозвался Степан.

— А вот и не сказочка! — Вадим даже не поленился сесть. — Точно о таком же городе я уже здесь слыхал, в лагере. Только называют его не так пышно, а по-простому — Златоград…

Степан хриплым голосом пропел из того же Гребенщикова:

— «Под небом голубым есть город золотой…»

— Да, типа того… И будто бы к нему ведет, конечно, не радуга, а лестница, ну, наподобие эскалатора.

— Лестница в небо… Знаю, она называется лестницей Иакова, — сквозь полусон отозвался Степан. — Библейская история…

— Ты же сам говорил, что мы находимся в духе, а в духе все возможно.

— Да, в духе возможно всё, но мы почему-то всегда получаем одно говно. Наверное, у нас менталитет такой. Говённый…

Вскоре разговор иссяк сам собой, и они задремали. Ночью они корчились от холода и лишь когда догадались лечь спина к спине, перестали дрожать.

Свой первый миллион долларов они нашли ближе к вечеру третьего дня пути. Как раз пошел снег — так далеко они продвинулись к северу. Вадим увидел запорошенный кейс. Без особой радости он отщелкнул замки и открыл крышку.

— Ёп!.. — Вадим подавился матерным восклицанием. Кейс в руках его перекосился и оттуда посыпались пухлые пачки. — Что б мне сдохнуть еще раз, если это не доллары!

Степан поднял одну пачку, пролистнул стопку, изогнув её. Доллары были настоящими. Надписи на купюрах были не такими четкими, как на российских деньгах, но Степан знал, что для американцев небрежная печать на купюрах — норма.

— Что же это такое, а, батя? — озадаченно вопрошал кент. Впервые прежний наркоша не знал, что делать с баксами. — Вот же гребаная жизнь. Когда нужны были бабки до зарезу, их не было. Теперь они на хрен не нужны, так нате вам!.. Ну не подлость ли, а?

— Почему же не нужны, — рассудительно ответил батя, — Такой материал как бумага завсегда пригодится. Попробуем, хорошо ли горят американские доллары?

— Точно! Костерчик разведем!.. Погреемся, жрачку сготовим хоть по-людски, — размечтался Вадим.

Через полкилометра они нашли еще три чемодана, набитых до отказа валютой.

— Ротшильды всякие нам в подметки не годятся, — некоторое время спустя, щурясь от дыма, говорил Вадим. — Подумаешь, прикуривали от купюры. А мы вот ими костер развели.

Доллары горели хорошо. Путники вскипятили воду и заварили чай. Подогрели консервы (которые, кстати, кончались и чем придется питаться в дальнейшем, было неясно).

— Ты все-таки мне скажи, батя, что это за хрень такая с бабками? Откуда они здесь?

Степан подумал-подумал и ответил:

— Ты вот рассказывал о городе, который назывался «городом не сбывшихся деяний человеческих»?

— «Несвершённых деяний», — поправил Вадим.

— Да-да, несвершённых… В принципе, это один хрен. Люди мечтали о хорошей жизни и все такое, но на земле воплотиться мечтам было не суждено. Зато они воплотились здесь.

— Поясни.

— Ну, кто из нас не мечтал о чемодане с долларами? Эта такая банальная мечта, которая уже превратилась в архетип… Короче, мы забрели в места, где живут наши мечты. Если моя теория верна, скоро мы увидим такое количество чемоданов…

— Ни хрена себе… — И вдруг Вадима осенило: — Слушай! Может, тачка нам попадется! Ну, в смысле, машина. «Мерседес» какой-нибудь… а?

— Хм… почему бы и нет, — согласился Степан.

— Точно! Люди же не только чисто о бабках мечтают, но и машинах. Всяких там «бентли», «Феррари»…

— Если моя теория верна, — повторил Степан, — после машин пойдут дачи… самолеты… Ну, я не знаю… яхты.

Вадим захохотал, наверное, представив, как они с батей рассекают на яхте: «по тундре, по широкой дороге…»

На следующий день за ними увязались шакалы. Хищники тундры выглядели жалкими, с облезлой шерстью, но их было до десятка, и они, очевидно, сильно изголодались. Голодный зверь, даже из породы трусливых, очень опасен, если сбивается в стаю.

Откуда они появились, Степан и Вадим не заметили, скорее всего, они давно шли следом, только держались на пределе видимости или запаха, а вот теперь объявились в открытую. Это означало, что они скоро нападут. Подождут, пока путники ослабеют, устанут или уснут, — и тогда атакуют.

Чемоданы с бумагой попадались с завидной регулярностью и это давало возможность путникам жечь костер всю ночь. Спали по переменке, сменяясь каждые два часа. Такой график дежурства позволял более-менее выспаться обоим.