Сергей Галихин - Эра Водолея, или Каждый имеет право знать [СИ]

Зубков прошел к своей кровати и присел на нее. Пружины под ним мягко прогнулись и тихо скрипнули.

— Жить можно, — сказал Костя и улыбнулся Наташе.

— Я рада, что вам понравилось, — улыбнулась в ответ Наташа. — Скоро будет ужин.

Сказав это, она ушла. Костя посидел на кровати минут пять, затем поднялся и подошел к окну. На улице, на скамейке под березами, рядом с женщиной сидел пациент в сером халате. Очевидно, жена пришла навестить мужа.

В коридоре послышался шум. Зубков обернулся. Через минуту в палату шумной гурьбой вошли постояльцы. На Костю они обратили внимания не больше, чем на соседа в трамвае. Некоторые из них легли на кровати, другие сели и открыли тумбочки. Зубков с некоторым волнением наблюдал за ними. «Приглашаем всех на ужин», — сказал по радио приятный женский голос.

Больные поднялись и, продолжая обсуждать что-то свое, направились к выходу.

— Ты что, есть не идешь? — спросил молодой парнишка.

— Иду, — ответил Костя и улыбнулся.

В каждом отделении была своя столовая — просторная светлая комната со столами и телевизором под потолком. За стойкой-раздачей была небольшая кухня с двумя раковинами, электрической плитой и тремя шкафчиками на стене. На ужин в этот раз давали гречневую кашу с молоком, стакан какао и сдобную булочку. Зубков поставил ужин на поднос и, развернувшись, увидел за ближним столом двух пациентов, с аппетитом поедающих кашу.

— У вас не занято? — спросил Костя.

— Садись, — ответил толстячок в очках и, освобождая Зубкову место, передвинул ближе к себе стакан с какао.

— Новенький? — спросил второй. Он был постарше и тощий.

— Да. Час назад привезли.

— Чего такой грустный, первый раз, что ли? — спросил толстячок.

— Умгу… первый.

— Не переживай, — подмигнул второй. — И здесь жить можно.

Я вот, например, уже почти двадцать лет сюда ложусь каждый год. Тихо, спокойно. Контингент в основном смирный, кормежка хорошая. Опять-таки законный повод ничего не делать. Отдохнуть месячишко. Плюс к отпуску.

Тощий и толстый допили какао и, пожелав Зубкову приятного аппетита, встали из-за стола. Костя проводил их взглядом и вернулся к тарелке с гречневой кашей. Ел он медленно и без аппетита. Когда пришла очередь какао и булочки, столовая была уже пуста. Няня протирала столы влажной тряпкой и ставила на них перевернутые ножками вверх стулья. Зубкова никто не подгонял. Он спокойно допил какао и, поставив тарелки к мойке, сказал нянечке «спасибо».

Напротив столовой располагался небольшой зимний сад с диванами, креслами, журнальным столиком, заваленным прессой, столами для игры в шахматы и бильярд. Зубков не торопясь подошел к своей палате. Как только он появился в дверном проеме, его тут же усадили играть в домино. Костя любил домино и играл довольно сносно. Из разговоров он понял, что пациенты достаточно хорошо знают друг друга и относятся к пребыванию в клинике как к ежегодному медосмотру.

В домино играли шумно. Костяшки весело колотили по столу, и время от времени кто-нибудь выкрикивал волшебное слово «рыба». Веселье продолжалось до тех пор, пока не пришла медсестра Галя. Она сегодня дежурила по отделению, и пациенты отзывались о ней как о генерале в юбке.

— Господа больные, игра окончена, — с расстановкой провозгласила Галя. — Отбой.

Доиграв партию, пациенты оставили неубранное домино лежать на столе, разошлись каждый к своей койке и начали раздеваться. Когда Галя шла назад по коридору, все уже лежали в кроватях. Она окинула палату взглядом, пожелала всем спокойной ночи и выключила свет. Пациенты заерзали, почти хором глубоко вздохнули и, укутавшись в одеяла, сделали вид, что заснули. Галя постояла у входа в палату почти минуту и ушла. Через пять минут входная дверь в отделение щелкнула замком и скрипнула петлями.

— Хахали пришли, — сказал Вася.

— Я бы тоже к ней сходил, — вздохнул Витя.

Палата захихикала, скоро хихиканье переросло в дружный гогот. Зубков не знал причины всеобщего веселья, но психи смеялись так заразительно, что и он улыбнулся.

— Куда бы ты сходил? — сказал кто-то из дальнего угла. — Ты же вчера рассказывал, что у тебя уже пять лет как не стоит.

— Ну и что, — ответил Витя и добавил мечтательно: — Хоть подержался бы… Палату захлестнула новая волна смеха.

— Права Мария Федоровна, шизик ты, — сказал Вася.

— А сам-то, а сам-то, — огрызнулся Витя, — четвертый месяц лежишь.

— Зато у меня не лежит, — заметил сквозь гомерический смех Вася. — Кто же тебе даст подержаться, если ты импотент? Ты же… не отработаешь…

— А откуда она об этом узнает? — оживился Витя, сел на кровати и продолжил мечтательно: — Это же потом только ясно станет…

— Нет, Витя, если сейчас не стоит, потом уже не встанет, — сказал все тот же голос из дальнего угла палаты.

Палата уже не смеялась, а откровенно ржала. Честно говоря, Зубков пару раз задавался вопросом, о чем разговаривают психи в дурдоме, но как-то не предполагал, что их интересуют все те же житейские вопросы, что и остальных людей.

— Ну-ка быстро все спать! — раздалась от двери команда.

Психи мгновенно притихли и засопели. От неожиданности Зубков сделал то же, что и все, но прежде чем закрыть глаза, он заметил вошедшего в палату громадного мужика, под два метра ростом. Зубков натянул одеяло до глаз и сквозь неплотно закрытые веки наблюдал происходящее. Здоровяк неторопливо обошел палату, проверяя сон пациентов, методично раздавая подзатыльники и щелбаны. Пациент у правого окна, очевидно, не понравился ему больше всех. Он подошел к кровати Зубкова, склонился над ней и прорычал:

— Ты чего, не понял? Спать!

Зубков медленно стянул с лица одеяло и, смотря прямо в глаза громиле, тихо, но выразительно прошептал:

— Хочешь, нос откушу?

Громила отдернул голову и задумался над услышанным. Молодой парнишка с соседней кровати дернул громилу за штанину. Тот резко обернулся.

— Этот может, — кивнув головой, доверительно сообщил парнишка.

— Это… тихо чтоб было, — сказал громила и, выйдя из палаты, добавил уже из коридора: — Смотрите у меня.

Проснувшись утром, Зубков открыл глаза и еще долго лежал на спине, глядя в белый потолок. Он искренне надеялся, что все, что он помнил как вчерашний день, было обычным сном. Но что-то внутри него говорило об обратном. Зубков боялся повернуть голову и увидеть слева от себя кровать, а на ней того самого молодого парнишку, соседа по палате. И потолок почему-то был высокий… Выше, чем у него в квартире.

— Па-адъё-ом, — зычно гаркнула пожилая медсестра.

Зубков зажмурил глаза, как бы пытаясь отогнать от себя дурное видение, и снова открыл их.

— Доброе утро, — сказал молодой парнишка. Зубков повернул голову.