Сергей Галихин - Эра Водолея, или Каждый имеет право знать [СИ]

У входа в мэрию, когда Зубков туда подошел, уже собралась порядочная толпа. Кого здесь только не было. Знакомые и коллеги Кости по работе, иностранные журналисты, телевидение, радио. Рядом с огромного роста милиционером стоял длинный и сухой немец Ганс — свободный художник. Не заметить его было так же невозможно, как и предположить, что его здесь не будет.

— Привет, Ганс, — сказал Костя, подняв вверх правую руку.

— Здравствуй, — со слабым акцентом ответил Ганс.

— Слушай, — вдруг спросил Костя, — скажи мне как человек посторонний: что в этой стране происходит?

— Мне плевать, я просто зарабатываю деньги, — сказал Ганс и сделал небольшую паузу. — Ты только не обижайся, но мне на самом деле пока что все равно. Я вообще стараюсь быть вне политики. Иначе придется принять чью-то сторону, а тогда я не смогу быть объективным.

Толпа оживилась, чуть подалась вперед, фотокамеры защелкали, засверкали вспышками. На ступенях мэрии появился пресс-секретарь. Он подошел к микрофону, выдвинул стойку на необходимую высоту.

— Раз, раз… Дамы и господа, прошу внимания. Через минуту вы сможете задать несколько вопросов мэру Москвы. У вас будет не более десяти минут.

В дверях показался мэр. За ним из мэрии вышли девять человек из его свиты. Мэр улыбнулся присутствующим и поднял вверх руки. Костя еще раз удивился сходству этого невысокого лысоватого толстячка с оттопыренными ушами, лукавыми глазками и широченной улыбкой. Практически все присутствующие журналисты одновременно задали свой вопрос, который слился в один. Получился кошмар.

— Вы были в Кремле?

Этот вопрос прозвучал громче остальных. К тому же его задал журналист городского телеканала. У мэра была традиция первым отвечать на вопрос своего канала.

— Нет, меня туда еще не приглашали, — сказал мэр.

— Как вы относитесь к новому правительству?

— Я за любое правительство, которое думает не о своем кармане, а о нуждах народа.

Мэр, как обычно, отвечал на вопросы не сразу, обдумывая каждое слово.

— Так вы поддерживаете Штырева и Мукина?

— Я пока что не слышал от новой власти ничего конкретного. Когда они представят свою программу, я смогу ответить на этот вопрос.

— Вы знали о готовящемся перевороте?

— Боюсь, вы подобрали неудачное определение. Скорее это революция.

— Кто отдал приказ о снижении налога на алкогольные напитки и вывел на улицы города автолавки?

— Очевидно, мой заместитель по экономике. Коммерция — это его компетенция.

— С какой целью это было сделано?

— Народ вышел на улицы… — Было заметно, что мэр растерялся. Он не был готов к этому вопросу. — Спонтанно возникло народное гулянье. Город поддержал в этом своих горожан… К вечеру гулянье переросло в карнавал… С блинами и…

— Вы не ответили на предыдущий вопрос. Вы были в курсе готовящейся акции Штырева и Мукина?

— Скажем так. Идея витала в воздухе. Только недалекий человек… совсем не интересующийся политической жизнью страны, мог ничего не почувствовать.

— Как долго будет продолжаться разбой отрядов самообороны? Почему на улицах города практически нет милиции?

— Извините, господа, у меня закончилось время. Мэр развернулся и пошел к дверям. За ним двинулась свита.

— Вы не ответили на вопрос. Ваш уход можно считать отказом? Когда улицы города станут безопасными?

— Господа, господа, — улыбнулся пресс-секретарь. — На этот и многие другие вопросы в скором времени вы получите ответ в официальном заявлении мэра на ситуацию в стране. А сейчас пресс-конференция закончена. Спасибо за внимание.

Пресс-секретарь подал рукой знак рабочим, и они подошли к микрофону, чтобы убрать его. В толпе собравшихся у ступеней мэрии послышался гул. Все были недовольны тем, что мэр так и не ответил на главный вопрос: когда город снова станет безопасным?

— Выпьем кофе? — спросил Ганс, собирая телескопическую штангу от своего микрофона.

— Согласен, — ответил Костя.

Через пятнадцать минут Костя и Ганс сидели под зонтиком в кафе недалеко от мэрии и пили кофе. Народу было немного.

Костя заказал бутерброды с сыром, Ганс — булочку с маком.

По наблюдению Ганса, после обеда улицы города заметно опустели. Еще утром было непросто сесть в автобус, как будто был час пик. Но после обеда ситуация кардинально изменилась.

— И правильно делают, — сказал Костя и откусил от бутерброда с голландским сыром. — Дома сидеть нужно. Сейчас не знаешь, у какой стенки тебя поставят.

— Это верно, — согласился Ганс. — Город стал небезопасен. Вчера французам у Парка культуры разбили камеру… Кстати, ты знаешь Дюбари? — Костя кивнул головой, так как рот его был полон. — Он со своими ребятами снимал, как самооборонщики остановили машину и откровенно грабили пассажиров. Жерару пробили голову куском трубы.

— Меня самого на днях чуть не пристрелили, — дожевывая, сказал Костя и, сделав глоток кофе, поставил чашку на блюдце.

— Плохо, что власть никому не принадлежит, — вздохнул Ганс. — Очень тяжело работать. Непонятно, с кем и как себя вести. А договариваться на каждом перекрестке… так никаких денег не хватит.

В сумке у Ганса что-то запищало. Он отложил булочку, достал из сумки квадратной формы телефонный аппарат и, отщелкнув замок, снял трубку.

— Хелло, — сказал Ганс и тут же наморщил лоб. — Я. Я-я… натюрлихь. Ауфидерзейн.

Ганс положил трубку на аппарат, щелкнул замком и убрал его обратно в сумку.

— А у меня сотовый с утра не работает, — сказал Костя и сделал глоток подостывшего кофе.

— Это не сотовый, — ответил Ганс, — это спутниковый. Извини, мне пора. Есть заказ.

— Все нормально, — сказал Зубков, подняв вверх правую руку. — Волка ноги кормят.

Ганс встал из-за стола и направился к стойке бара рассчитаться за кофе и булочку. Костя проводил его взглядом и, допив свой кофе, поставил чашку на блюдце. «Вот уж действительно им всем плевать, — думал Зубков об иностранцах, и о Гансе в частности. — С другой стороны, он прав. Это не его история, не его страна. Он здесь только гость. Кроме того, он классный репортер. А репортер должен сообщать новости. Новости без эмоций. Да и мне, наверное, было бы плевать на судьбу Германии, окажись я там с редакционным заданием во время переворота. А это переворот. Никакая это не революция. А мэр — жучара. Он еще не доторговался, поэтому не знает, как ему высказаться о новой власти. Так вот обольешь ее помоями, а она возьмет и к вечеру пост предложит. Например, министра какого-нибудь. И что тогда делать?»

— Желаете еще что-нибудь? — с улыбкой осведомилась очаровашка-официантка, прервав размышления Зубкова.

— Нет, спасибо. Счет, пожалуйста.

Расплатившись и оставив щедрые чаевые, Зубков вышел из кафе. Хорошо еще, что карточки принимали и банки не заморозили счета окончательно. Улицы действительно были пусты. Редкие прохожие торопились куда-то по своим делам.