Филип Фармер - Т. 11. Любовь зла. Конец времён. Растиньяк-дьявол

— Kfe? [12] Что?

— Да слушай. Ты пойми главное: «Пищу Пророка» принимают во время ритуала Очищения. Это когда на двое суток запираешься в келье, постишься, молишься, бичуешь себя электрокнутом и любуешься галлюцинациями, которые у тебя появляются от голода и «Пищи Пророка». Что-то вроде субъективного путешествия во времени.

— Kfe?

— Не перебивай меня своим бесконечным чтоканьем. У меня нет сейчас времени, чтобы рассказать тебе всего Сигмена. Лично у меня ушло десять лет на то, чтобы освоить даннологию, и даже после этого у меня осталось немало вопросов. Но я не рискнул их задавать — могли подумать, что я сомневаюсь. Ладно, об этом потом. Короче говоря, в моей бутылке была не обычная «Пища Пророка», а мой собственный состав, который я приготовил втайне от всех незадолго до того, как улетел с Земли. Вот в этом-то порошочке и крылась причина, почему я так смело пошел на испытание. Хотя сказать, что я пошел смело, честно говоря, у меня поджилки тряслись. Уж поверь мне.

— Я верю. Ты смелый. Ты сумел преодолеть свой страх.

Хэл почувствовал, что краснеет: первый раз в жизни ему сделали комплимент.

— Где-то за месяц до того, как началась экспедиция на Этаоз, я отметил в одном из научных журналов сообщение о том, что синтезирован новый наркотик — как лекарство от марсианской чесотки. Но у этой заметки было примечание, которое меня очень заинтересовало. Оно, видишь ли, было напечатано на иврите и самыми меленькими буковками, что означало, что автор заметки осознавал его секретность.

— Pookfe? [13] Почему?

— Почему? Да потому, что оно было напечатано на иврите, чтобы его не понял никто, кроме специалистов. Это было мерой предосторожности, потому что если такой секрет станет широко известным.

Короче, в этом примечании было открыто сказано, что человек, болеющий марсианской чесоткой, приобретает временный иммунитет к воздействию гипноисповедника. И что уриэлиты должны особо проследить за тем, чтобы кандидат на испытание Метром был абсолютно здоров.

— Я не понимаю тебя, — призналась она.

— Я буду говорить медленнее. Гипноисповедник — это наиболее широко используемый у нас наркотик, заставляющий говорить только правду. В этой статье был определенный подтекст: в самом начале ее говорилось, что марсианской чесоткой можно заразиться искусственно (конечно, в чисто научных целях) при помощи другого наркотика, название которого не упоминалось. Но мне не понадобилось много времени, чтобы найти его название в других статьях, посвященных этой теме. И я подумал, что если естественная чесотка делает человека иммунным к гипноисповеднику, то почему этого не может сделать вызванная искусственным путем?

Сказано — сделано. Я заготовил ряд вопросов, содержащих сведения о моей личной жизни, зарядил их в психотестер, ввел себе наркотик, вызывающий чесотку, потом ввел себе гипноисповедник и поклялся себе, что буду врать тестеру напропалую. И я смог врать, сколько влезет, даже накачавшись гипноисповедником по самую макушку.

— Какой же ты умный, что смог все это придумать, — промурлыкала она.

Потом она прикоснулась к его бицепсу, и Хэл его тут же напряг. Пускай это было тщеславием, но ему хотелось, чтобы она думала, что он еще и сильный.

— Да, ерунда, — небрежно бросил он. — Это и слепой был увидел. Я не удивился бы, если бы узнал, что уззиты арестовали этого химика и отдали приказ использовать при допросах другие наркотики. Но даже если они это и сделали, то со мной они опоздали. Наш корабль успел уйти в космос, и мы пока недостижимы для их новых указов.

Но первый день испытания не сулил вообще ничего, о чем стоило бы беспокоиться. Я прошел двенадцатичасовой письменный и устный экзамен по сериализму (это теория времени по Данне, усовершенствованная Сигменом). Да вся моя жизнь до этого была сплошным экзаменом на эту тему, так что ответить на все вопросы было очень просто, под конец мне стало даже скучно.

На следующий день я встал очень рано, вымылся и съел немного того, что они считали «Пищей Пророка». В этом заключался весь мой завтрак, а потом я пошел в келью на ритуал Очищения. Там я в полном одиночестве провалялся двое суток на койке, лишь время от времени глотая новые порции моего «ПП», запивая их водой и периодически нажимая кнопку электробичевателя. Чем больше себя лупишь, тем выше к тебе доверие.

Никаких видений у меня не было. Я просто отключался, потому что действительно был болен чесоткой. Но если бы у кого-нибудь возникли подозрения по поводу моей сыпи, я сказал бы, что это аллергия на «ПП». У некоторых это бывает.

Хэл посмотрел вниз: лес, словно заиндевевший в лунном свете, и редкие квадратики света маленьких ферм. А впереди — гряда высоких холмов, за которыми прятался Сиддо.

— Ну и вот, — продолжил он, машинально говоря быстрее, потому что холмы быстро приближались. — Когда мое «очищение» подошло к концу, я встал, оделся, съел ритуальный обед из саранчи с медом…

— Фу!

— Ну, саранча не так уж и плоха, особенно если к ней привык с детства.

— Саранча-то мне нравится, я ела ее много раз. Но меня замутило при одной мысли об ее сочетании с медом.

Он пожал плечами, а потом сказал:

— Пора выключать свет в кабине. Тебе придется лечь на пол и надеть плащ и ночемаску, чтобы, если кто тебя и увидит, тебя приняли за очкеца.

Жанет послушно соскользнула с сиденья и наклонилась, чтобы надеть плащ. Прежде чем выключить свет, он не смог удержаться от того, чтобы бросить быстрый взгляд на ее соблазнительную грудь: соски были такими же алыми, как и губы. И хотя он тут же отвернулся, но все, что он увидел мельком, запечатлелось в его сознании с фотографической точностью. Он почувствовал, как его захлестывает желание, и уже знал, что скоро испытает чувство стыда и острого раскаяния. Чтобы скрыть неловкость, он снова заговорил:

— Потом в келью вошел архиуриэлит сандальфон Макнефф, а за ним вся свора теологов и даннологов: психонервические параллелеисты, субстратомисты, проникаторы, хронотрописты, псевдотемпоралисты и космообозреватели.

Они усадили меня на стул, установленный в фокусе модулятора магнетического детектора. Потом ввели мне в вену гипноисповедник, выключили весь свет и стали нараспев читать молитвы и главы из «Западного Талмуда» и «Исправленного Писания». Затем из элохиметра сфокусировали луч…

— ’Es’ase’asah? [14] Что это?

— Элохим — это Бог на иврите. А метр — вроде этого, — он указал на один из множества циферблатов на панели. — Только элохиметр круглый и очень большой — у него стрелка величиной с мою руку. На циферблате по кругу расположены, древнееврейские буквы, и во время испытания она прыгает вверх и вниз, оценивая степень непорочности испытуемого.