Геннадий Марченко - Музыкант (дилогия)

– Ольга…

– На каком отделении она учится?

– На вокальном.

– Уже лучше. И как успехи? В смысле, колоратурное или меццо-сопрано, контральто?

– Высокое меццо-сопрано, педагоги хвалят.

– И ваша дочь наверняка грезит оперной сценой?

– Ну, я не знаю… Должно быть так.

– Совсем нескромный вопрос… Ваша дочь красива? Только честно!

– Да это-то вам зачем? Неужто предложение собрались делать?

– Нет, у меня уже есть девушка, так что в этом плане не беспокойтесь, – усмехнулся я.

– Ну, симпатичная… Да вот у меня и фотокарточка с собой.

Мужик достал объемное портмоне и вытащил оттуда фото, на котором на фоне пальмы были изображены две улыбающиеся красотки в полный рост, только одна постарше, а вторая помладше.

– В санатории в Сочи прошлым летом фотографию делали, – пояснил собеседник. – Это вот жена моя, Нина, а это дочка, Оленька.

– Знаете что, э-э-э…

– Владимир Климентьевич.

– Так вот, Владимир Климентьевич, я сейчас занят работой над оперой… Нет, скорее, мюзиклом, который станет настоящим прорывом в советской культуре. Хотя слово «мюзикл» для уха советского человека непривычно, можно это назвать современной оперой, но мне удобнее говорить мюзикл. В общем, я ищу исполнителей на главные роли. Вот сейчас увидел вашу дочь на фото, и понял – это она, Эсмеральда! Вы понимаете, к чему я клоню?

– М-м-м… Не совсем.

– Хорошо, объясню конкретнее. Вы уступаете мне пианино, а я отдаю главную роль вашей дочери. И Ольгу ждет всесоюзный… Да что там, всемирный успех! Потому что мюзикл будет действительно грандиозный, его увидят в десятках стран. С Фурцевой уже есть предварительная договоренность, – понизив голос, внаглую соврал я и выразительно кивнул на пианино.

– Ох, что-то вы меня прямо-таки огорошили.

Владимир Климентьевич снял шляпу и вытер потную залысину носовым платком. Не мудрено, мечтал ли он, входя в отдел музыкальных инструментов ЦУМа 10 минут назад, что на его дочь вскоре может обрушиться всемирная слава? Да я и сам об этом не знал, пришлось импровизировать буквально на ходу. Как нельзя вовремя в памяти всплыл мюзикл «Notre-Dame de Paris». К счастью, я помнил все партии, все музыкальные отступления, да и моя последняя женушка в свое время задолбала крутить этот CD-диск, видите ли, у нее под «Belle» в постели обострялись сексуальные чувства. Так что поневоле запомнишь.

Я подошел к пианино и сыграл опостылевшую мне когда-то партию Феба, сопровождая это своими вокальными потугами. Кажется, получилось неплохо. После чего слегка поклонился обступившей нас толпе любопытных и спросил, глядя прямо в глаза Владимиру Климентьевичу:

– Это тема одного из либретто в моем мюзикле. Симпатично звучит, не правда ли?

– Потрясающе! – всхлипнула какая-то старушка в ретро-шляпе 20-х годов с цветами на тулье.

– Я… Я согласен! Но что же я скажу своим девочкам?! – принялся заламывать руки очкастый.

– Ну, если боитесь сказать правду, скажите, что в инструменте в последний момент обнаружили заводской брак и его возвращают на завод. А вам, соответственно, вернули деньги… Давайте-ка отойдем в сторонку, подальше от посторонних ушей, пошепчемся… Итак, Владимир Климентьевич, сколько я вам должен? Тысяча рублей вас устроит? Сверх номинала получается 150 рублей, которые вы можете закроить на личные нужды. А своим заодно расскажете, как познакомились здесь со мной, якобы просто увидели и обалдели – вот он, живой Егор Мальцев. Познакомились, пообщались, показали фото жены и дочки, рассказали, что Ольга учится в Гнесинке, а Мальцев тут же клюнул и предложил восходящей звезде оперной сцены главную женскую роль в своем новом мюзикле.

Тут я, конечно, поступил благородно, в смысле насчет тысячи рублей. Думаю, товарищ и от своих 850 не отказался бы. Но мне его стало как-то жалко, мало ли, вдруг влетит дома по первое число, тем более не исключено, что его «девочки» в конце концов узнают, как все было. И не факт, что с мюзиклом все выгорит. Нет, я, конечно, теперь уже попытаюсь написать русскоязычную версию, из оригинальной на французском я только как раз «Belle» и помнил. Но не факт, что прокатит на худсовете. Вот если бы я действительно заручился поддержкой Фурцевой… Мечтать, как говорится, не вредно.

– Хорошо, тысяча так тысяча, – выдохнул Владимир Климентьевич, озираясь по сторонам. – Когда я могу получить свои деньги?

Ого, как резко в нем проснулся делец! Ну так что ж, закалка, видать, серьезная, раз разговор о деньгах возвращает его из фантазий в реальность.

– Так, времени у нас в обрез, через час отдел закрывается, а моя сберкасса находится в моем районе, в Черемушках, – задумчиво побарабанил я пальцами по крышке пианино. – Владимир Климентьевич, а давайте мы поедем с инструментом сразу ко мне. По пути тормознем у сберкассы, пока она еще не закрылась, и я при вас сниму деньги. Устраивает такой вариант?

– В принципе, устраивает…

– Отлично, только еще скажите, какая у вас машина? Для меня найдется место в кабине?

– ЗиС-150, тентованная. Вроде просторная кабина, в крайнем случае уж как-нибудь потеснимся. Ну что, товарищ продавец, где обещанные грузчики? Давайте команду на погрузку.

Фух, вот я и стал обладателем собственного пианино. Красота! Да, не рояль, но звук-то, звук-то каков!

Я все не мог оторваться от клавиш, наигрывая мелодии одну за другой, как уже звучащие в виде моих песен в исполнении других авторов, так и еще не сочиненные. Гонял и классику, с удовольствием отыграв первым делом любимую «Лунную сонату».

– О, Егорка, а вот последнее что такое было? Откуда это?

Катька стояла в проеме ведущей на кухню двери, вытирая полотенцем свежевымытую тарелку. А я только что сыграл в аранжировке «Младшего лейтенанта» из репертуара Аллегровой. Пришлось сознаться сестре, что это прообраз будущей песни, но пока я еще не решил, кому ее доверю исполнять.

– Жаль, Катюх, что тебе медведь на ухо наступил, а то бы сделал я из тебя звезду эстрады.

Следующие минут пять я бегал по квартире, уворачиваясь от мелькавшего в воздухе полотенца.

– Катька, пожалей мою ногу, мне еще рано ее так нагружать, – взмолился я после очередного витка по нашей жилплощади.

– Смотри у меня, в следующий раз так отделаю – мало не покажется, – сдерживая улыбку, заявила сестра и отправилась дальше мыть посуду.

А я вернулся к черно-белым клавишам своего вчерашнего приобретения. Расставаясь накануне после нашей сделки с пианино, мы с Владимиром Климентьевичем обменялись телефонами, и я пообещал сразу позвонить, как только мюзикл дозреет.

– А сколько примерно он будет дозревать? – подозрительно поинтересовался товарищ.

– В течение месяца, думаю, вряд ли больше, – ляпнул я довольно самоуверенно.