Юрий Силоч - Союз нерушимый...

Зато обширные пространства в Сибири были либо под властью Китая, либо выжжены и загажены грязными атомными бомбами.

В остальном же — полная тьма. На моей памяти несколько раз давали пафосные салюты по поводу взятия Вашингтона, после которого точно должен был наступить мир. Может быть, войны уже вообще нет, а может быть, мы терпим поражение за поражением. А может, наоборот, мы совсем скоро победим, достанем президента Соединённых Штатов с Марса, и тогда на просторах Алабамщины и Миссисипщины заколосятся в колхозах невиданные урожаи зерновых.

Я равнодушно пролистывал карты с жирными красными стрелками советских наступлений и тощими синими контрударами «Стран НАТО и сателлитов», читал вызывающие зевоту отчёты о героическом освобождении тех или иных населённых пунктов. Постепенно танковые удары в моей голове смешивались с гениальными окружениями, флотскими операциями и ядерными бомбардировками, те, в свою очередь, переплетались с ракетными ударами и орбитальными сражениями, и я не заметил, как глубоко заснул.

Лишь однажды я вздрогнул, почувствовав чей-то пристальный взгляд.

Сон избавил меня от очень неприятного вопроса: что делать дальше? Я оказался в дурацкой ситуации, которая, как мне казалось, не имела выхода. Меня спасли из знаменитых застенков КГБ, но долго ли я сумею продержаться на свободе — неизвестно. Оставалось лишь надеяться, что пропавший куда-то Разум (а я не сомневался, что это был он) пропадёт уже навсегда и оставит меня в покое.

Я спал без задних ног и видел цветные сны.

Снился бабушкин дом. В детстве, когда я приезжал на каникулы, меня укладывали на небольшом диванчике, который дед, мастер на все руки, сделал сам от начала и до конца. Старик умел вкладывать в вещи душу — и эта работа не стала исключением: диван получился мягким-мягким и прямо-таки чудотворным. Стоило лишь положить голову на подушку, как сон нападал сразу же и был сладок, как бабушкино варенье.

Под окнами росло вишнёвое дерево, и, когда взошедшее солнце начинало припекать, по комнате распространялся, смешиваясь с вездесущим запахом лекарств, аромат смолы и тёплой древесной коры. В такие моменты я обычно открывал глаза и смотрел, как летали, закручиваясь в небольшие вихри, яркие жёлтые точечки пылинок. Мне нравилось представлять, что это — звёзды, а я — сверхсильное существо, свидетель жизненного цикла целой галактики.

И сейчас подсознание вернуло меня в те времена.

Спокойствие, тепло, уют, запахи смолы, пыли, лекарств и полнейшая безмятежность. Можно спать сколько угодно, ведь торопиться некуда. Впереди ещё полтора месяца каникул и целая жизнь. Иногда сквозь сон я слышал, как тихонько скрипела дверь: Зинаида заглядывала посмотреть, как я тут и не собираюсь ли учинить какое-нибудь непотребство. Подсознание причудливо вплетало старуху в сон, делая её присутствие в моём детстве логичным и не вызывающим никаких вопросов.

Утро уже близко, поэтому скоро меня должны прийти будить. Родители не давали спать слишком долго, чтоб я не нарушал режим. Вот снова скрипит дверь, быстрые шаги и меня трясут за плечи — очень сильно и грубо.

Я открываю глаза и тут же вспоминаю, где нахожусь. За окном непроглядная темнота, лишь изредка вспыхивает что-то. Красное-синее, красное-синее.

Надо мной нависло перекошенное старушечье лицо.

— Вставай! Надо бежать! — скомандовала она с таким количеством металла в голосе, что из него можно было отлить крейсер.

Я, всё ещё ничего не понимая, скатился с кровати.

— На! — Зинаида из прихожей бросила в меня серым дедовым плащом. Когда я поймал его, оказалось, что в него старуха завернула цветастую длинную юбку, пёстрый платок и мои пистолеты. Всё-таки нашла.

По полу что-то глухо стукнуло. Я включил ночное видение, и лицо само собой вытянулось от удивления. Зинаида стояла, опираясь, словно это был костыль, на длинный армейский ручной пулемёт. Судя по резьбе и металлической плашке с буквами на прикладе — именной. При малейшем движении патронная лента, уходившая в короб, тихо позвякивала.

Я надел плащ и торчал посреди комнаты, как дурак, сжимая в руках юбку с платком и не зная, что делать. Зинаида проковыляла на балкон, отпихнув меня в сторону, когда я оказался у неё на пути.

— Чего встал? — рыкнула она и осторожно выглянула на улицу.

Похоже, там её увидели: стальной голос громкоговорителя рявкнул так, что я подпрыгнул на месте:

— Иванов! Сдавайтесь! Вы окружены! Отпустите заложника!

Старуха открыла окно:

— Ой! Не стреляйтя, робяты! Не стреляйтя! Убьёть он меня! — она говорила с интонациями Бабы Яги в исполнении Милляра.

Красный-синий. Красный-синий. Под окнами стояло несколько хорошо знакомых мне чёрных «волг» с мигалками.

— Короче!.. — повернулась старуха ко мне. — Времени мало, поэтому слушай внимательно. Дом окружён, тебе не уйти. На крыше напротив вижу снайперскую пару, внизу — оцепление. В подъезде уже спецназ, поэтому…

Она профессионально заехала мне в нос: так, что я не успел увернуться и плюхнулся обратно на диван. Тут же стало нечем дышать, и я почувствовал, как по губам стекают солёные капли.

Поспешно зажав нос ладонью, я спросил, гнусавя, как слонёнок из мультика:

— Какого фвена?

— Надевай юбку и платок, а потом выбегай в подъезд и зажимай нос. Кровищи чтоб побольше. Как я говорила, слышал? Изобразить сможешь?

Я кивнул, поняв её план, но всё ещё не до конца осознавая, что тут вообще происходит и зачем старухе меня спасать.

— Это ты? Разум? — я убрал ладонь от носа, чтобы напустить побольше кровищи.

— Что? — нахмурилась Зинаида. — Какой ещё к чёрту разум? Я тебе в башке ничего не повредила? Одевайся давай, скоро начнётся!

Как будто услышав её, матюгальник на улице продолжил свои увещевания:

— Иванов! Отпустите заложника, и никто не пострадает!

Красный-синий, красный-синий.

— Зачем вы мне помогаете? — я не думал спорить со старухой: если она собиралась прикрыть мой отход, было бы глупо перечить. Но я хотел понять, почему.

— Затем, что старая уже. Давно мечтала прихватить с собой двух-трёх таких же мудаков, — она указала в сторону окна, по запотевшему стеклу которого плясали яркие блики мигалок. В темноте старушечьи морщины словно углубились, и лицо стало похоже на вырезанную из чёрного дерева маску какого-то африканского божества. — За сына и деда своего отомстить. Да и за то, что ноги у меня отказали.

— Так дед же от осколка умер… — недоверчиво сказал я.

— …Только его перед этим на допросы затаскали, — злобно выплюнула Зинаида. — Почему, мол, твой сын, сын героя девять раз поднимал солдат в атаку на высоту, а в десятый не смог? Такие вот, как ты, его и убили.