Юрий Силоч - Союз нерушимый...

Он мог говорить сколько угодно, но я знал, для чего стрелять, убивать и умирать. Я вспоминал покойную Зинаиду, Марию, беззаветно любящую мужа, солдат в поезде. Что будет с ними? Что задумал этот невероятный мозг? Будет ли им место в новом мире? Учитывая методы, с которыми я столкнулся во время расследования, о них будут думать ещё меньше, чем сейчас.

— …рищ майор, стреляйте вверх! В потолок! На… — я узнал голос Яши, несмотря на помехи.

Время замедлилось, я резким движением бросился на пол, откатываясь и поднимая оружие. Наверху, в самой высокой точке купола находилось странное устройство — металлическое, чёрное, с кучей диодов, увитое кабелями, словно жирный паук. К нему вели деревянные строительные леса с деревянной же лестницей. Спуск, приклад толкает плечо, дымный шар вырывается из подствольника.

И тут же в меня ударили первые пули — грудь, живот, рука. Первые два попадания не были страшными — сдержала броня, зато плечо прошило насквозь и едва не оторвало. Раздробило кость, отчего конечность повисла на остатках трицепса. Из перебитой артерии фонтанировала кровь, но это ничего: спустя доли секунды система кровообращения сама должна была определить повреждения и перекрыть кровоток.

Ильич поднял голову, следя за гранатой, которая, прочертив дугу, врезалась в неведомое устройство на потолке и взорвалась, рассыпав сноп осколков, пламени и искр. Разорванные чёрные провода вздрогнули, как живые змеи, строительные леса накренились, раздался треск — и на Ильича, заслонившегося рукой от повалившегося сверху сверху хлама, с размаху рухнуло огромное неошкуренное бревно. Удар — и тщедушное тело буквально размазало по броне САУ. Отскочив в сторону, я бросился бежать, пригибаясь и прижимая к груди автомат уцелевшей рукой. Покалеченная конечность болталась и билась о бедро.

И в этот момент словно прорвало связь — в сознание ворвались одновременно, перебивая друг друга, Яша и Палыч.

— Эй! Эй! — остановил я обоих, когда шмякнулся на пол и прислонился спиной к ребристому металлу. Зажав оружие между колен, я со всей возможной сноровкой перезарядил подствольник. — По очереди!

Сзади уже рычал двигатель и грохотал пулемёт.

— Фух! — выдохнул Палыч. — Я уж думал, тут всё… Что ты сделал?

— Выключил трансляцию — вклинился Яша.

— Это кто ещё? — спросил шеф.

— Свои, — прошипел я. — Что там снаружи?

— Жуть, — ответил начальник. — Люди хватались за головы, умирали, мне в мозги кто-то будто дрель вкручивал. Есть жертвы. А у тебя, у тебя-то что?

— Ай, ты всё равно не поверишь… — сказал я и, помогая себе автоматом, как посохом, поднялся на ноги и понёсся галопом, поскольку за моей спиной послышался приближавшийся рёв мотора. Лестница — надо любой ценой попасть вниз, причем, чем раньше, тем лучше. Но самоходка с мозгом Ленина оказалась быстрей: длинная очередь из тяжёлого пулемёта отрезала меня от выхода и продырявила левую створку покорёженных ворот. Вместе с ней, грохоча, обрушился кусок стены. Всё вокруг окутала серая бетонная пыль. Снова загромыхал пулемёт самоходки — эх, мне бы его на заводе имени Лебедева… Огненная трасса написала жирное длинное многоточие на бетонной стене.

Нужно было что-то делать, поэтому я, пригибаясь и отчаянно матерясь, метнулся к ближайшему укрытию, коим стала толстая колонна из железобетона, рядом с которой находился очередной шкаф.

Однако даже они не могли меня спасти. Крупнокалиберные пули играючи выбивали бетон за и надо мной, осыпая колючими комочками так, словно кто-то занёс у меня над головой мешок с песком и развязал горловину. Мерзкие крупинки сыпались за шиворот, пыль разъедала глаза, а деваться было решительно некуда.

Первая граната. Выудив её из подсумка, я быстрым движением вышвырнул ребристый кругляш наружу. Раздался взрыв — и я побежал так, как не бегал никогда раньше. Моей новой целью были деревянные паллеты, на которых лежали мешки цемента — вполне достойное укрытие. Хорошо, что лебедевцы не додумались оставить пушку.

Ноги несли вперёд, а слух и остальные чувства, казалось, атрофировались: я видел бумажные мешки и не обращал внимания даже на очередь, которая настигала меня, вышибая из стен целые глыбы. Последние метры я проехал на заднице, поскользнувшись и подвернув ногу, — нутром почуял, что сейчас надо мной прожужжит рой свинцовых пчёл — и не ошибся.

— Палыч, выручай! — рыкнул я.

— Да как? У нас целая орава ко Дворцу ломится!

— Нахрен их! Центр здесь, уничтожим его — и всё кончится!

— Какой ты умный! А откуда снять силы, не придумал?

Душное облако поднятой выстрелами цементной пыли создавало неплохую завесу, чем я и поспешил воспользоваться: снова сменил позицию, на всякий случай выпалив в сторону боевой машины из подствольника.

Взрыв, лязгающий звук, словно кто-то уронил рельс. В паре сантиметров от моего уха с тонким свистом пролетел страшно зазубренный осколок размером с ноготь большого пальца. Он впился глубоко в бетон, и от мысли, что на его пути могла оказаться моя драгоценная голова, стало страшно.

Снова рывок, полёт, шершавый пыльный пол больно бьёт по локтю и коленям, которыми я начинаю судорожно сучить в попытке убраться с открытого пространства. Пулемёт опять опаздывает: как бы быстро ни соображал Ленин, технические ограничения никто не отменял. Самое обидное, что я могу лишь тянуть время — осколочные гранаты ничего не сделают с самоходкой и бронированным стеклом «аквариума».

Мои лихорадочные размышления были прерваны приближавшимся рычанием двигателя, и я понял, что сейчас произойдёт. Из положения сидя, совершенно не предназначенного для подобных пируэтов, я нырнул вбок. Пальцы скользнули по цевью уже в полёте, я с неподдельным ужасом осознал, что остался без оружия: автомат лежал на полу, за техническим коробом, который на моих глазах сминала тяжёлая туша САУ, поливавшая пространство перед собой свинцом. Обрез не в счёт: дробь против брони никак не поможет.

— Палыч! — закричал я, стараясь переорать грохот выстрелов и скрежет железа. — Палыч! Где твоя подмога? — я уже не сидел на месте, а наворачивал круги по залу, стремясь продержаться как можно дольше. Все мои укрытия пережёвывали гусеницы бронемашины, и очень скоро прятаться будет просто негде. Стало жарко, из-за мелкой серой взвеси было нечем дышать, я весь покрылся липким потом, стекавшим на глаза.

— В пути! Две минуты, нас тут снова жмут! — судя по пальбе на фоне, ему и впрямь приходилось несладко. Надо же, даже многоуважаемый шеф в кои-то веки оказался на передовой.

— Нет у меня двух минут! — споткнувшись обо что-то, я растянулся на полу и обнаружил перед глазами ярко-рыжий переносной топливный генератор.