Саба Тахир - Факел в ночи

Подножие утеса, известного как скала Кардиум, сплошь устилали груды костей. Скала находилась близ дворца, и казнили там только тех преступников, кого считали предателями трона. Я изучила список имен. Некоторые из них были столь же могущественны, как и клан Аквилла, а некоторые обладали даже большей властью.

– Ваше Величество, может, нам удастся провести переговоры…

Маркус подлетел ко мне. И хотя во рту у меня все еще была кровь от удара, я не дрогнула. Я не позволю ему запугать меня. Я заставила себя посмотреть ему прямо в глаза и едва сумела подавить дрожь от того, что увидела в его взгляде: сдерживаемое безумие, ярость, которой хватит лишь малейшей искры, чтобы разгорелось пожарище.

– Твой отец пытался вести переговоры. – Маркус напирал на меня, пока не прижал спиной к стене. Комендант наблюдала за нами со скучающим видом. Харпер отвел глаза в сторону. – Его нескончаемая болтовня только дала вероломным кланам время, чтобы собрать побольше союзников и нанять побольше убийц. Даже не заикайся при мне о переговорах. Я вытерпел ад Блэклифа не для того, чтоб вести переговоры. И не для того я выдержал те проклятые Испытания и убил…

Он осекся. Мощное и неожиданное горе проступило во всем его облике, как будто совсем другой человек, сидящий глубоко внутри него, попытался выбраться наружу. Страх шевельнулся у меня в груди. Это в Маркусе пугало больше, чем все то, что я уже видела. Потому что так он становился похож на человека.

– Я не отдам свой трон, Кровавый Сорокопут, – сказал он спокойно. – Я слишком многим пожертвовал ради этого. Будь верной клятве, что дала мне, и я наведу порядок в Империи. А предашь меня – увидишь, как она сгорит дотла.

Империя на первом месте – превыше твоих стремлений, твоей дружбы, твоих желаний. Отец говорил это так категорично в последнюю нашу встречу. « Мы Аквилла, дочь. Верность до конца» .

Я должна исполнить приказ. Я должна остановить гражданскую войну. Или Империя распадется в жадных руках патрициев.

Я склонила голову перед Маркусом.

– Считайте, что уже сделано, Ваше Величество.

«Лайя,

Ловец Душ сказала, что у меня мало времени, я не успею вызволить Дарина из Кауфа, если останусь с караваном Афии. Один я доберусь туда в два раза быстрее, и к тому моменту, когда вы приедете в Кауф, я найду способ освободить Дарина. Мы… во всяком случае, он… будет ждать тебя в пещере, о которой я рассказал Афии. Если вдруг все пойдет не по плану, воспользуйся картой Кауфа, которую я нарисовал, и придумай план сама за то время, что у тебя есть. Если даже я не смогу, то у тебя все получится – и с твоим братом, и с твоим народом. Что бы ни случилось, помни, что ты мне сказала: пока есть жизнь – есть надежда. Надеюсь увидеть тебя вновь. ЭВ».

Семь предложений.

Семь чертовых предложений после стольких недель в пути. После того, как мы спасали друг друга, сражались бок о бок и выживали. Семь предложений – и затем он исчез, как дым на северном ветру.

Даже сейчас, спустя четыре недели с тех пор, как он ушел, во мне по-прежнему кипел гнев и ярость застилала глаза. Черт с ним, что Элиас не попрощался со мной, главное – он не дал мне возможности оспорить его решение.

Вместо этого он оставил записку. Жалкую коротенькую записочку.

Стиснув челюсти, я сжала в руках лук так, что костяшки побелели. Кинан был тут же, на поляне, где мы решили устроить привал. Стоял, привалившись к дереву и скрестив на груди руки. Он уже успел изучить меня. И знал, что злюсь я из-за своих мыслей.

– Сосредоточься, Лайя, – вздохнул он.

Я попыталась выбросить Элиаса из головы и сосредоточиться, как просил Кинан. Я прицелилась в привязанную к кленовой ветке старую корзину, служившую нам мишенью, и выпустила стрелу, но промахнулась.

До поляны доносился жуткий, леденящий душу скрип обдуваемых ветром повозок. Уже настала глубокая осень. Скоро придет зима, а значит, выпадет снег. Если снег перекроет горный перевал, то мы не сможем добраться до Кауфа, Дарина и Элиаса, пока не наступит весна.

– Перестань нервничать. – Кинан отвел мою правую руку назад, и я снова натянула тетиву. Он источал тепло, отгонявшее ледяной воздух. От его прикосновений по руке до самой шеи побежали мурашки, и он наверняка это заметил. Он кашлянул и взял мою руку крепче.

– Расправь плечи.

– Нам не надо было останавливаться так рано.

Я сжимала тетиву и чувствовала, как горят мышцы. Но теперь я хотя бы не роняла лук через десять минут после начала упражнений, как было в первый раз. Мы тренировались чуть в стороне от составленных в круг повозок, по возможности используя последние лучи дневного света, пока солнце не укатилось за горизонт.

– Еще даже не начало темнеть, – добавила я. – Мы могли бы перейти реку. – Я посмотрела на запад, где за лесом виднелась квадратная башня – гарнизон меченосцев. – Мне бы хотелось, чтобы нас с ними разделяла река. – Я положила лук. – Пойду поговорю с Афией…

– Я бы на твоем месте не стала. – В нескольких ярдах от меня Иззи натягивала тетиву, высунув кончик языка. – Она не в духе.

Иззи целилась в старый башмак, примостившийся на нижней ветке. Ее успехи в стрельбе были налицо – ей уж и стрелы доверили настоящие. Я же все еще стреляла тупыми палочками, чтобы случайно не убить кого-нибудь, кто на свою беду окажется на пути.

– Ей не по себе от того, что мы заехали так далеко в глубь Империи. Еще и рядом с Лесом. – Джибран, развалившись на пне рядом с Иззи, кивнул на северо-восток, где вдоль горизонта растянулись невысокие зеленые холмы, поросшие густыми старыми деревьями. Лес Забвения стоял на страже западной границы Маринии, да так, что за пятьсот лет вторжения даже Империя не смогла туда проникнуть.

– Вот увидишь, – продолжил Джибран. – Когда мы пересечем восточный рукав к северу отсюда, она станет еще сварливее, чем обычно. Моя сестра очень суеверна.

– А ты боишься Леса, Джибран? – Иззи с любопытством посмотрела на деревья, видневшиеся вдалеке. – Ты когда-нибудь подходил к нему близко?

– Было однажды, – ответил Джибран, и обычный задор в его глазах погас. – Все, что я помню, это желание уйти оттуда как можно скорее.

– Джибран! Иззи! – донесся из лагеря крик Афии. – Дрова!

Джибран простонал, откинув голову назад. Ему и Иззи, как самым молодым в караване, а зачастую и мне, Афия назначила самую черную работу: собирать хворост, мыть посуду, стирать белье.

– Она могла с тем же успехом нацепить на нас чертовы рабские браслеты, – проворчал Джибран. Затем на его лице появилось хитрое выражение.

– Попади в цель, – Джибран сверкнул белоснежной улыбкой, глядя на Иззи, которая тут же зарделась, – и я буду собирать дрова целую неделю. А если промажешь, то это будешь делать ты.