Андрей Колганов - Жернова истории 4 (СИ)

Перед партконференциями ЦК выступил с приветствием к Московской парторганизации, где говорилось о том, что московские большевики и их руководители пользуются полным доверием Центрального комитета. Но на районных партконференциях, где выступали члены Политбюро и секретари ЦК, звучали уже иные речи. Говорилось о примиренческом отношении к правому уклону, свившему себе гнездо в Москве, и что боевую организацию московских коммунистов надо очистить от таких примиренцев, от примазавшихся и переродившихся, не дожидаясь чистки партии, которая должна будет развернуться в конце этого года.

В результате на партконференциях, и на состоявшихся после них пленумах райкомов, из состава районных комитетов ВКП(б) были устранены многие сторонники Бухарина, Рыкова, Томского и секретаря Московского комитета партии Угланова. Я, однако, был вновь избран членом Бауманского райкома – прямо с бухаринцами меня ничто не связывало, а условия для тотальной чистки от всех и любых несогласных ещё не созрели. Как и следовало ожидать, состоявшаяся вскоре московская партконференция сместила Угланова со своего поста. Однако он оставался кандидатом в члены Политбюро ЦК, что сулило продолжение схватки в высших партийных органах. Бухарин, Рыков и Томский не могли не сделать выводов из происходящих событий, и на ближайшем Пленуме ЦК назревал нешуточный бой.

На этом фоне обращение к СССР ежегодной (традиционно созываемой в сентябре) сессии Ассамблеи Лиги Наций с предложением вступить в Лигу прошло почти незамеченным. 21 сентября ЦИК СССР принял это предложение и занял место постоянного члена Совета Лиги Наций. В известной мне истории это случилось, кажется, на четыре или пять лет позже.

Гораздо больше внимания привлекла речь секретаря ЦК Вячеслава Молотова на собрании партийно-хозяйственного актива Нижегородской области, опубликованная в «Правде». Я узнал о ней ещё до выхода номера газеты, потому что слухи о том, что Бухарин яростно протестовал против публикации этой речи, уже гуляли по кулуарам ВСНХ. Не называя никого по именам, Молотов процитировал недавние статьи Бухарина и Рыкова, и охарактеризовал цитируемые высказывания, как «попытки замазать опасность правого уклона, скатывающиеся даже к полуоправданию позиций уклонистов», и попенял «отдельным руководящим товарищам», заявив о «недопустимости столь безответственной позиции».

Когда же газета с речью Молотова вышла в свет, вечером после работы, меня встретила встревоженная Лида с «Правдой» в руках.

– Виктор, – начала она, даже не поцеловав меня, а протягивая вместо этого газету, развернутую как раз на соответствующем месте, – это ведь открытое объявление войны? Так ведь?

– Да, – киваю в ответ, – похоже, большинство окончательно уверилось, что оно действительно большинство, и теперь будет продавливать однозначное и не допускающее отклонений толкование генеральной линии партии. Единство воли, – необходимая штука для управления страной, но навязывание единомыслия резко повышает риск ошибочных решений, которые будет невозможно и некому оспорить.

Я смотрю на жену, которая закусила на мгновение губы, взгляд ее посуровел, но почти тут же лицо её немного смягчилось, приобретя выражение спокойной решимости с некоторой искрой веселья в глазах:

– Ладно… – тянет она, – прорвемся… – вот же, нахватала у меня словечек! – Как бы оно ни повернулось, будем делать свое дело.

– Будем, – соглашаюсь с ней, – наклоняюсь, обнимаю, не обращая внимание на шуршание сминаемой при этом газеты, и жадно целую в губы.

Выступлением Молотова в печати открылась череда почти неприкрытых намеков на некую причастность Бухарина, Рыкова, Томского и их сторонников к «правому уклону». По слухам, группа выброшенных из руководства московской парторганизации «уклонистов» во главе с Углановым даже ходила к Бухарину домой, в надежде уговорить его на открытое выступление с защитой своих позиций – но тщетно. Бухарин посоветовал им сидеть тихо и не высовываться. Подобный же совет он дал и группе своих учеников, которых выставили из редакций «Правды» и «Большевика», а так же с руководящих постов Институте красной профессуры. Все, на что хватило подвергавшейся нападкам троицы из Политбюро – написать в ЦК жалобу против участившихся намеков в печати насчет их принадлежности к «правому уклону». Однако жалоба не возымела никаких последствий, а кампания в печати только ширилась.

Октябрьский, 1930 года, пленум Центрального Комитета ВКП(б) первоначально должен был быть сентябрьским, но дата его созыва дважды переносилась, и вот, наконец, в пятницу, 17 октября члены ЦК собрались в Кремле. На повестке дня стояло несколько вопросов: хозяйственное положение СССР и ближайшие задачи экономической политики; международная политика СССР в связи со вступлением в Лигу Наций; чистка партии.

Первый вопрос сразу же обнаруживает нешуточный накал страстей. Доклад о хозяйственном положении делает, само собой, Рыков, как глава высшего исполнительного органа власти – Совета труда и обороны. Его речь оказалась, как я и ожидал, довольно вялой: Алексей Иванович не бросал с трибуны шапкозакидательские лозунги, которыми немало грешили члены ЦК из рядов партийного большинства, но и не подвергал эти установки открытой критике. Это был довольно сбалансированный, как сказали бы в покинутом мною времени, рассказ об экономических проблемах и возможных путях их решения. Но, не желая, видимо, давать повод для обвинений, председатель СТО СССР старался не обнажать до конца подлинной глубины назревших проблем. Да и рецепты их решения выглядели смазанными – так, что стороннему наблюдателю было бы и не понять, к чему, собственно, призывает Рыков: то ли «ломи вперед!», то ли «осади назад!».

Однако в прениях страсти неизбежно выплеснулись наружу.

Каганович, выступая одним из первых, не преминул сделать выпад в сторону докладчика:

– Товарищ Рыков повернулся спиной к успехам колхозного движения, и не желает видеть очевидного: только скорейшее объединение крестьян в коллективы даст нам возможность решить, наконец, зерновую проблему и выбить почву из-под ног кулацкого саботажа хлебозаготовок. Отчеты с мест о ходе закупок зерна ясно свидетельствуют о том, что обозначившееся нынче небывалое увеличение числа сельхозартелей и ТОЗов тут же оборачивается ростом запасов зерна в государственных и кооперативных амбарах! – Лазарь Моисеевич поворачивается в сторону Бухарина, Рыкова и Томского, сидевших в президиуме Пленума, и добавляет:

– Ваша забота о том, как бы только не обидеть зажиточного крестьянина, чтобы он, так и быть, согласился Христа ради продать нам хлебушка, не имеет ничего общего с подлинной основой пролетарской смычки между городом и деревней! – в ответ на это заявление в зале слышатся многочисленные смешки. – Не заразились ли вы от тех, кто исповедует правоуклонистские взгляды? – и тут из рядов членов ЦК раздается реплика (не разглядел, кто именно это выкрикнул):