Владимир Васильев - Затерянный дозор. Лучшая фантастика 2017

— Ладно вам, — вмешался Сашка, улыбчивый бабник, выходец из семьи рабочих, сделавший карьеру в МИД и навестивший за последний год больше экзотических планет, чем тот же Колян увидит за всю жизнь. — Давай лучше выпьем… Где там Боб и наше пиво? Мы и на тебя взяли, Семен.

Хозяин бара материализовался у стола прямиком в этот момент, словно выскочивший из лампы джинн. Тряся дредами и бормоча себе под нос, он принялся сгружать с подноса кружки, наполненные янтарным элем.

— Хорошего вечера, — пожелал Боб, и испарился.

Пиво вошло хорошо, настолько хорошо, что они повторили заказ, а потом занялись коктейлями. О серьезных вещах забыли, разве что Колян поинтересовался местом службы Семена, на что тот озвучил утвержденную «наверху» легенду. Переводчик с бржудского в Управлении стратегической информации. В общем-то даже не очень далеко от истины…

Потом к ним за стол подсел кто-то из знакомых по «Черчиллю», ему представили Коляна, пришлось выпить еще, за знакомство. Появились девчонки, Боб врубил музыку погромче, бодрые ямайские мотивы, что ложились на мозг не хуже, чем дельта-ритмы глубокого сна.

— Ну что, пора на охоту? — проговорил Сашка, склонившись к самому уху Семена, чтобы его было слышно. — Пощиплем цыпочек за их пышные бедрышки и яркие перышки.

— Это что? Стихи? — недоуменно поинтересовался Сашка, и Семен понял, что прочитал вслух просочившиеся в мысленный поток строчки.

— Э, да… — отозвался он. — Тань Аошуан… стихотворец такой… современный…

Интересоваться литературой в последнее время стало модно, в Поле буквально за год возникло несколько оригинальных поэтических школ, и никто не удивлялся, услышав рифмованные строки в общественном месте…

Но еще минуту назад Семен и не думал про Тань Аошуана!

Поймал на себе удивленный взгляд Антона и торопливо потянулся к стакану с «рыдающим Пьеро», показывая, что все в порядке, что слегка задумался, вот и выскочили запавшие в память строчки на язык.

— Ага, ну-ну, — буркнул Сашка. — Ну, я пошел…

Через мгновение он оказался у стойки, рядом с сочной блондинкой в красном платье. Но и Семену поскучать не дали, на нагретое место шлепнулась рыжая бестия — вся в черной коже в обтяжку, волна кудряшек на плечах, веснушки и озорные карие глаза.

— Привет. — Она подмигнула. — Не угостишь меня чем-нибудь?

— Конечно! — отозвался Семен, пытаясь вспомнить, как зовут барышню.

Они знакомились как минимум один раз и даже изрядно отплясывали как-то на танцевальном вечере…

Но ничего, если память не справится, то можно будет и спросить. Попозже, когда они окажутся в его квартире, на роскошной, огромной кровати, предназначенной как раз для таких визитов.

— За встречу, — сказала рыжая, когда Боб приволок две «искрящиеся бомбы».

— За встречу, — отозвался Семен и прикончил свою одним глотком.

В голове предсказуемо взорвалось, он даже услышал легкое «бабах» между ушами.

Спустя несколько минут, а может быть, и полчаса они очутились вдвоем в самом тихом и темном уголке бара. Семен осознал это, обнаружив над головой прижатой им к стене рыжей портрет Черчилля, произведенный на свет немецкой пропагандой, — хищная бульдожья физиономия, толстенная сигара в пасти.

Но про британского премьера он мигом забыл, поскольку губы барышни без имени оказались сладкими, а сама она на ощупь… он разом вспотел, а волосы на затылке встали дыбом!

Но затем Семен поднял взгляд и обнаружил, что человек-бульдог с портрета грозит ему сигарой!

Капитан невольно отшатнулся.

— Ты что? — недоуменно поинтересовалась рыжая.

— Я… э-э… — Ответить Семен не смог, поскольку Черчилль, непонятным образом сошедший с картины, замахнулся кулаком.

От удара капитан уклонился, но при этом врезался в стену и ушибся плечом. Равновесие удержать не удалось, и он шлепнулся на четвереньки.

— Да ты больной! Тебе лечиться надо! — воскликнула рыжая негодующе, отскакивая в сторону.

Она ушла, а Семен стоял на коленях и пытался осознать, что с ним произошло: вроде бы не напился до такой степени, чтобы поймать глюки; башка трещала неимоверно, и обстановка бара, знакомая до последней трещины на полу, выглядела искаженной, точно предметы вмиг изменились в размере, одни увеличились, другие уменьшились.

Вечер субботы оказался испорченным…

Отдел семантических исследований УСИ, в документах проходящий как «референт XII/I», оккупировал целых три комнаты.

В первой восседала туша майора Компрадор-Санта-Мария де ла Круса, постоянно нывшего по поводу того, что ему не положена секретарша. Вторую занимали офицеры, находившиеся у майора в подчинении, а третья именовалась «лабораторией», и стоявшее там оборудование даже время от времени пускали в ход, но много чаще бухали с девчонками-переводчицами или соседями из аналитического отдела. У них в отличие от «семантиков» народу было полно, а места маловато…

Причем комнаты располагались так, что вошедший первым делом оказывался в вотчине начальника отдела и только через нее мог попасть в офицерскую, ну а затем в лабораторию.

Утром понедельника Семен явился на службу в отвратительном настроении. Его субботнего позора вроде бы никто не заметил, кроме рыжей бестии, да и галлюцинации сгинули так же внезапно, как и появились, и он почти тут же уехал из «Черчилля»…

Но мерзкое послевкусие от события осталось, а кроме того, Семен целое воскресенье, единственный выходной, провалялся с жесточайшим похмельем, какого не испытывал очень-очень давно. Голова едва не лопнула от боли, несмотря на таблетки, а съесть хоть что-то он смог только к вечеру.

И все симптомы чуть не вернулись, когда он переступил порог.

Де ла Крус находился на рабочем месте, за огромным столом, под роскошным гербовым щитом, и вид у него был суровый, почти как у изображенного на щите геральдического льва. Не хватало только меча в лапе и золотистой гривы.

— А, вот и капитан Буряков… — протянул майор, улыбаясь притворно-ласково. — Уделите-ка мне несколько минут.

Семен вздохнул и послушно опустился на стул перед столом начальства.

Орать де ла Крус не любил, он унижал подчиненных, запутывая в паутине липких бессмысленных речей, из которых становилось понятно, что ты ничтожество и виноват во всем, начиная с первородного греха. В ответ полагалось сокрушенно кивать, горестно каяться и посыпать голову пеплом, от чего майор утихал и оставлял жертву в покое.

Ясное дело, что де ла Крус не забыл субботнего доклада, во время которого его оттерли на задний план, и что наглому выскочке-капитану не избежать непростого разговора с начальством…