Наталья Баранова - Легенда об Иных Мирах

– Ещё чего! – возмущённо фыркнула девушка.

– Это не каприз, – тихо проговорил Да-Деган, – это необходимость. Две головы – моя и Рэя, могут слететь с плеч, если ты этого не сделаешь. Девочка, пойми, Энкеле Корхида, не задумываясь, прибьет Рейнара, если будет уверен в своей безнаказанности. И, между прочим, я не уверен, что ничего не грозит тебе самой, попадись ты в его руки. Так что идите, Амалгира не так и далеко, два дня пути, и вы там, я постараюсь сбить шавок со следа. Самое страшное город уже пережил, сейчас там на порядок безопаснее, чем было тогда, когда мы его покидали. Не беда, что нет документов, в смутное время они необходимы, но далеко не у каждого имеются, уж поверьте мне. И, в городе, при желании, можно затеряться не хуже, чем в джунглях, а порой – много лучше. Идите.

– Дагги, давайте останусь я, – предложил Илант, – Рэй – мой брат, а вы идите. Вы уж точно дойдёте.

Да-Деган отрицательно покачал белой головой.

– Нет, Илант, – ответил тихо, – остаться лучше мне. Я старше, опытнее. Я пожил. А ты иди, и постарайся выжить в этой заварухе.

Лия подошла совсем близко, присела рядом с Да-Деганом, уткнулась ему в плечо.

– Иди, девочка, – прошептал тот, – и помни, от твоих слов зависит многое, может быть наша жизнь.

Она коротко кивнула, поднялась на ноги, смахнула с глаз слезу и потянула Иланта за собой. Илант пошел нехотя, несколько раз оглянувшись. Да-Деган сидел молча, грыз травинку, прижимал к себе Рэя.

С тех пор более ему не довелось увидеть ни брата, ни отца. Да-Деган нашёл его сам, когда он уже перестал думать о том, как хорошо им было б встретиться. Как бы то ни было, но в Да-Дегане он привык видеть надёжную поддержку и опору. К тому же, те четыре года, проведённые в одиночестве, когда с трудом удавалось добыть кусок хлеба, заставили его ценить, как никогда, и дружеское участие и дружескую поддержку. Правда, за эти четыре года изменился сам Да-Деган. Изменился настолько сильно, что с трудом можно было его узнать. Во всяком случае, понимать друг друга они перестали, словно порвалась тоненькая нить некогда связывавшая их души.

Илант тихонечко вздохнул, посмотрел в лицо Сенатора и нечаянно подумал, что возможно изменения произошли внутри него самого, а не в окружающем его мире, просто тогда, будучи ребёнком, он совершенно не разбирался в сплетении событий и интриг. Его окружали заботой и вниманием и, оттого, все бури проходили мимо, не нарушая мира, царившего в его душе. Внезапно и слишком рано повзрослев, он потерял ту часть наивности, которая была резко сметена и отброшена прочь. Наивность, которая останься царить в его душе, привела б его к гибели.

Амалгира встретила сурово и неласково, за несколько дней изменилось все, прежними остались только общие очертания улиц. По улицам ходили не люди – тени, вжимали головы, озирались, на лицах застыли непонимание, неверие, страх. Люди стали осторожны, кого попало не пускали на порог.

Лия большую часть дороги прошла молча, словно думала о чём-то своём, он ей не докучал, у него тоже внезапно стало много тем для размышления. Да и разговаривать вовсе не хотелось. На прощание Лия прижалась к нему, уткнулась носом в плечо, потом, подняв взгляд, заглянула в глаза и ушла своей дорогой, он же пошёл своей, так ни слова и не сказав на прощание, впрочем, как и она ему.

С того момента, как стало известно, кто поднял бунт, между ними появилась трещинка и с каждым часом становилась шире и глубже. Хотя когда-то, когда-то они вместе рвали спелые сочные ягоды, и она собирала их своими губами с его ладоней, а он с её, они вместе носились по лужам и вместе любили слушать тихий голос, рассказывавший им, пронизанные невероятным, невозможным, волшебным ощущением Легенды о Странниках.

Невольно подумалось, каким наивным и глупым он был тогда, за пять лет, словно, прожив жизнь, которая перечеркнула ту, минувшую, начисто. Он заставлял себя не забывать, что он сын координатора и внук Леди, но работа выматывала, изымала силы и, валясь с ног от усталости, он спрашивал себя, а было ли то время, и не есть ли только сладкая ложь эта память о благополучном прошлом. Усталость прошла только тогда, когда господин Да-Деган Раттера вошёл в его жизнь вновь. Как ни странно, на него не подействовали пролетевшие годы, лицо осталось поразительно юным, и повзрослевший мальчишка, к которому он пришёл, остановился обескураженный этой невероятной молодостью. А следом за Да-Деганом пришло желание мести, жажда, огонь, в котором плавилась душа, страсть более сильная, чем всё изведанное ранее.

– Я убью их, – проговорил он, не глядя на странно молодое лицо того, кого считал своим воспитателем. Неожиданная молодость смущала, не глядя, было легче поверить, что это тот самый человек, которому он давно привык доверять, – их всех.

– Кого?

– Ордо, Корхиду... Хэлдара. Неужели они не заслужили?

Да-Деган пожал плечами.

– Не рано ли думать о мести в твои годы, Илант? Ты слишком юн. В твои годы надо любить.

– Вот после мести я и подумаю о любви. А сейчас кроме мести я не могу думать ни о чём, Дагги. Ты поможешь мне?

Да-Деган, вздохнув, посмотрел на небо, в небе парили стервятники.

– Конечно, помогу, – прошелестел тихий голос, – что мне остаётся делать, Илант?

А вскоре и меж ними выросла стена непонимания, в которую можно было биться, но не сокрушить.

– Ну, убей ты Ордо, – как-то раз, заметил, свысока, Да-Деган, – так на его место сразу придёт кто-то другой и лучше не станет.

– Я должен его убить.

– Значит, по-твоему, месть – это убийство?

– А что же ещё?

Да-Деган вздохнул.

– Ты наивен, мой мальчик. Всё еще, слишком, наивен.

Илант тихонько качнул головой, посмотрел на сенатора и вдруг невесело улыбнулся. «Ты наивен, – подумалось вдруг, словно голос учителя прозвучал в мозгу, – Всё еще слишком наивен. Наивно полагать, что Локита может помочь».

Он перевел взгляд за окно. На черном небе распускался рассвет, восходила Галактика. «Наивно полагать, – подумал он, – что Галактика вращается вокруг Софро. Галактика огромна и относительно Софро неподвижна, это ось вращения Софро расположена так, что возникает, ни с чем не сравнимая, иллюзия».

А ещё в садах было тихо, неестественно тихо. Только пели птицы, а человеческие голоса, которые не смолкали ранее, их отголоски, приносимые ветром, отсутствовали, словно вымерли все. Не было смеха, не было песен, звуков аволы, всего, что наполняло сады жизнью. Сенатор перехватил этот взгляд, усмехнулся, словно оскалился.

– Посторонним запрещено подходить к садам и зданию Сената.

Илант удивлённо вскинул брови.

– Приказ Леди Локиты, – пояснил Сенатор и, повысив голос, позвал. – Юфнаресс!

На пороге возник человек, достаточно молодой, что б быть энергичным, достаточно в возрасте, что б не быть легкомысленным. Он имел средний рост и среднее телосложение. Его лицо, – широкоскулое, с острым подбородком и внимательными умными глазами, тёмными как ночь, выражало неподдельный интерес и внимание.