Наталья Баранова - Легенда об Иных Мирах

Он хорошо помнил, как, заговорив первый раз с мальчишкой, перепугал того едва ли не до смерти, и наводила на размышления недавно случайно подслушанная фраза, сказанная одним из рабочих: « Ты не смотри, что наш господин вежлив и тих, это жук ещё тот. Год назад он был нищ и гол, а теперь купается в золоте. Нет, я боюсь его более чем Энкеле Корхиду».

Да-Деган поджал губы и, поднимаясь по лестнице, подумал, что определённая толика истины в словах рабочего содержится, но было горько от восприятия людьми этой истины. « А что ты хотел? -спросил он себя, – что б твой путь был усыпан розами? Но так не бывало никогда, и никогда не будет. Успокойся, всё в непервый раз, и то, что так будет известно заранее».

В кабинете было сумрачно и тихо, книги скучали на столе забытые с прошлого раза, раскрытые или заложенные ленточками пёстрого шёлка, из-за плотных тёмных портьер в комнату не проникало даже капли света; горели светильники, укреплённые на стенах, освещая картины в тяжёлых вызолоченных рамах, старинные дорогие полотна, которые, с превеликим трудом, удалось вернуть с Раст-Танхам. Их было немного, пришельцев из разных эпох, стоивших и каждая, сама по себе, целое состояние.

Мужчина подошёл к одной из них, погладил завитки тяжёлой рамы, не решившись прикоснуться к холсту, улыбнулся искусно выписанным обрызганным росою цветам в изящной вазе и деловитой пчеле выбирающейся из чаши лепестков. «Времена империи Кошу, – подумал, отстранёно, – страшные, гиблые, дикие времена. Закат Рэны, но ведь кто-то и тогда создавал прекрасные шедевры, несмотря ни на что».

Вздохнув, он отошёл к окну, приподняв тяжёлую портьеру, бросил взгляд за окно. Начинался день, но ничто было не в силах разогнать туманную мглистую сырость. Дождь пришёл как всегда нежданно и надолго.

Отойдя к столу, вельможа взял в руки тяжелый том, лежавший на краю. Взгляд стремительно пробежал по строкам стихов и отпрянул, будто обжегшись. Слова «Аюми Файэ» – саги о Странниках явственно зазвучали в мозгу золотым увесистым стихом. Пальцы, унизанные перстнями, дрогнули и выпустили книгу из рук. Томик тяжело, с глухим звуком упал на стол, а мужчина опустился в кресло и прикрыл усталые глаза.

Дрожь, что держала сердце в плену, стала явной. «Сегодня, – подумал вельможа, – если сегодня Гайдуни не вернётся, то это означает только одно, то, что камушки Аюми выйдут всем нам боком». Да-Деган зло посмотрел на томик стихов Ареттара, взял, осторожничая, словно то была гадюка, а не книга, в руки и переложил её подальше в стол.

Шаги, зазвучавшие в коридоре, заставили его унять волнение, переведя дыхание, он постарался прочесть строки раскрытой книги лежавшей прямо перед ним, но текст не воспринимался, уходил из памяти сразу, стоило лишь перевести взгляд.

Мальчишка вошёл, неся на подносе белоснежную, украшенную только тоненькой ниточкой позолоты, чашку тонкого фарфора, молча поставил поднос на край стола. И не забыл поклониться, но не уходил, отчего-то медлил.

Да-Деган окинул тощую костлявую фигурку взглядом, и вновь защемило сердце. Неделя, проведённая на кухне, не пошла юнцу впрок, всё так же торчали ключицы и выделялись глаза на исхудавшем лице, а привычку кланяться навряд ли что теперь вытравит из парнишки и до смерти.

– Ты хотел о чём-то спросить? – заметил Да-Деган ровно, – или, может быть, у тебя есть какая-то просьба ко мне?

Отэ отрицательно качнул головой, переступил с ноги на ногу, но заговорить не решился.

– Что ж тогда? – вновь проговорил вельможа, – ты говори, не бойся, а мысли я читать не умею.

– Я могу идти? – очень тихо спросил мальчик, облизнув пересохшие от волнения губы.

– Иди, – ответил Да-Деган, удивлённо пожав плечами, и вдруг, спохватившись, спросил, – тебя не обижают? Как тебя кормят? Как тебе в этом доме?

– Спасибо, – смутившись и потупив взгляд, ответил парнишка, – в этом доме лучше, гораздо лучше.

– Лучше? Чем где?

– У господина Этани. Его убили недавно.

Вельможа вздохнул и, сложив руки в замок, опустил на них подбородок, смотрел прямо и испытывающе, словно пытаясь заглянуть в рой мыслей, наполнявший голову мальчишки.

– Я знаю, – проговорил мужчина, – говорят, будто это сделали повстанцы, эти новые недовольные на нашей бедной планете. Скоро приличному человеку нельзя будет выйти на улицу, не опасаясь за свою жизнь.

Отэ чуть потупил взгляд, но сутулые плечи парнишки словно развернулись. Это движение было так поверхностно, так незаметно, что не наблюдай вельможа за мальчишкой как кот за крысиной норой, то ничего бы не заметил.

«Так, значит повстанцы тебе по вкусу? – подумал он, мысленно улыбнувшись, – хорошо, придётся это учесть на будущее. Разумеется, в любом другом богатом доме ты бы получил за свои симпатии плетью, но здесь, здесь я боюсь только одного – что ты был где-то поблизости, когда отправляли к праотцам господина Этани и можешь случайно признать Иланта. Нет, определённо, что виноградники острова Форэтмэ для тебя лучшее место, нежели господская кухня, да и кланяться так часто как в господском доме будет некому. Там и воздух чище и климат здоровей».

– Сколько тебе лет, Отэ? – спросил Да-Деган, повинуясь внезапному импульсу.

– Двенадцать, господин.

– Двенадцать, – тихо повторил вельможа и вздохнул, – значит, ты должен помнить ту, прежнюю Рэну, или, хотя бы, она должна тебе иногда сниться. Ладно, иди.

Мужчина устало опустил голову на руки. « Пора б и привыкнуть», – сказал себе, но не привыкалось, никак не совмещались в сознании та, прежняя, Рэна и этот издёрганный кровоточащий мир, по которому пошли нарывы и язвы всевозможных страстей и пороков.

"Дали Небесные! – подумал он, – разве когда-нибудь ранее, в том, прежнем мире хоть один из рэан смог оставить голодным ребёнка? Запугать, замучить его так, что тот из страха боится сделать без разрешения хоть шаг и стремится во всём угодить господину? Неужели прошло только пять лет? А ощущение такое, будто Лиги никогда и не было, будто она только пригрезилась нам как светлый сон. Рэна возвращается к дикости времён династии Кошу. Интересно, откуда взялась аристократия, эта новая знать, спесивая, завистливая, злая, которой истинная цена – грош? Куда ушло милосердие? Только ли контрабандисты с их политикой повинны в этом, или как говорил один из моих знакомых: «Рэна – это всё-таки Рэна...»?

Да-Деган мотнул головой, будто отгоняя наваждение. Чувствуя, что ночью надо было спать, а не метаться, беспокоясь, из угла в угол, помассировал усталые веки. Ощущение того, будто в глаза сыпанули горсть песка, не проходило.

«Нечего волноваться за Иланта, – сказал он сам себе, – он не маленький и считает себя самостоятельным и взрослым, а, следовательно, способным решить свои проблемы самому. И не стоит быть навязчивым и непоследовательным, то, что он зарабатывает на свою голову неприятности не значит, что ты сам должен забыть свои дела».