Хольм Ван Зайчик - Дело Судьи Ди

Приятели рассудили, что в иное время во дворцы вот так свободно попасть вряд ли удастся: конечно, будет прием и последующий пир, однако же это – мероприятие официальное, во время которого гулять запросто здесь и там есть дело совершенно несообразное. Опытный в столичной жизни Кай полностью одобрил такое решение; сам же он обещал навестить александрийцев только вечером, а сейчас был вынужден их покинуть, ибо в Столичном путноприимном управлении случились неожиданно важные дела. Кай чувствовал себя неловко: все же в Ханбалыке он выступал хозяином; но Баг по-дружески крепко хлопнул рослого Ли-пэна по плечу, для чего ему пришлось слегка привстать на цыпочки, и заверил чжубу, что они с Богданом и так уж слишком злоупотребили его гостеприимством. Кажется, Кай не нашел это объяснение достаточным, однако же служба есть служба.

Богдан с благодарностью низко поклонился Каю на прощание, совершил то, что по-ханьски называется “кэ тоу”, то есть отвесил земной поклон, приведя Ли-пэна тем самым в еще большее смущение, ибо явно пренебрег разницей в служебном положении, оказывая какому-то чжубу такие почести. Короче, Кай Ли-пэн удалился весьма озадаченный.

– Все же велика Ордусь и удивительна, – молвил Богдан, указывая Багу на вывеску заведения, мимо которого они проходили по Ванфуцзину на север, в сторону Запретного города. – Непременно надо будет сюда зайти.

На вывеске значилось: “Харчевня „Шашлык-Машлык”, а перед входом стояли две бронзовые скульптурные группы в натуральную величину: по левую руку – лакомящиеся шашлыком великие поэты Пу Си-цзин и Бо Цзюй-и: мастера слова радостно улыбались, беседуя о чем-то возвышенном, и Бо Цзюй-и, видимо в порыве вдохновения, высоко над головой воздел свой, шампур. По правую руку застыло изваяние знаменитого сказителя и первого советника правителя Гиндукушского уезда Ходжи Насреддина купно с его прославленным ишаком, на коем восседал известный малым ростом и острым умом древнеханьский мудрец Янь-цзы; оба – и Насреддин и Янь-цзы – в нетерпении тянулись к небольшому мангалу, на котором жарились шашлыки, а ишак бодро смотрел на Пу Си-цзина и даже ему подмигивал.

– Да, – согласно кивнул Баг, – когда я был в последний раз в Ханбалыке, этого местечка еще не было. Непременно зайдем перед тем, как ехать на воздухолетный вокзал. Ты, еч, смотри, смотри, тут еще много чего понастроили.

Действительно, пешеходная зона Ванфуцзина была очень богата на бронзовые скульптуры. В пестрой толпе гуляющих они смотрелись органично и почти не выделялись бы, коли б не ярко сверкавшие на солнце, до блеска отполированные места – чаще лбы, плечи или руки, – до которых норовил коснуться каждый прохожий. Особенно повезло многочисленной группе детей разных народностей, водивших, взявшись за руки, счастливый хоровод: ввиду их низкорослости макушки молодой поросли как нельзя лучше подходили для прикосновений, рука просто сама тянулась потрепать детишек по головкам; в результате издалека дети казались бритыми налысо. Таков уж старый обычай ханьцев, шедший от бронзовых статуй в разного рода храмах, прикоснуться к коим издревле считалось приносящим счастье знаком.

Полюбовавшись на детишек – их как раз наперебой гладили по головам уйгуры, видимо приезжие, счастливые не менее бронзовых статуй, – напарники неспешно дошли до угла Ванфуцзина и Чанъаньлу и свернули в сторону Запретного города.

Хотя установление относительно того, что ни один дом в Восточной столице империи не может превышать высоты строений обители владыки, давно уже отошло в прошлое и многоэтажные, стремящиеся к далекому небу современные здания окружили дворцы со всех сторон, Запретный город по-прежнему оставался самым величественным сооружением Ханбалыка. Здесь взгляд любопытного путника поражало буквально все: и поистине невиданный размах, и удивительно гармоничная, не самодовлеющая роскошь, и совершенно необъятные размеры. Дом Сыновей Неба уже на протяжении без малого пяти столетий, Запретный город всегда олицетворял собой незыблемое спокойствие крепкой власти, основанной на тысячелетних, проверенных самым строгим судьей – временем, традициях, несущих народу процветание и умиротворение, а владыке – радость от созерцания плодов своего нелегкого труда.

Подступы к дворцам охранялись маньчжурской Восьмикультурной Гвардией – рослыми как на подбор молодцами с косами ниже пояса, в одинаковых теплых форменных халатах темно-синего цвета с темно-красной каймой и в меховых степных шапках, в легких металлических панцирях и с украшенными шелковыми кистями длинными пиками в руках.

Как известно, восемь отборных маньчжурских полков добровольно перешли под руку правителя Цветущей Средины еще в пятнадцатом, по христианскому летосчислению, веке – тогда это называлось “просить императора о милости присоединения” – во главе с неустрашимым своим предводителем ханом Нурхаци, ведущим свое происхождение из северных чжурчжэней и известным своею верностью долгу и широчайшей начитанностью. В те поры военные столкновения еще не были такой редкой диковинкой, как в нынешние дни всеобщей ордусской гармонии, и воины хана Нурхаци не раз имели случай показать свою высокую боевую выучку и нечеловеческую выносливость, при этом демонстрируя, однако, и стойкое человеколюбие, и подлинную гуманность, – никогда маньчжуры не проливали излишней крови и где только возможно старались вовсе обойтись без членовредительства; особое же почтение они испытывали к историческим памятникам и древним документам, ради спасения которых готовы были беззаветно пожертвовать самой жизнью.

В смутные времена еще случавшихся в ту пору волнений именно маньчжурские полки посылал Сын Неба в уезды и области для поддержания порядка: ведомо было, что уж если к делу приставлены потомки мудрого Нурхаци, то скорее всего не прольется ни одна капля крови и не будет разрушен даже самый захудалый домишко; некоторые полки даже получили имя по названию той местности, где особенно отличились во время своей умиротворяющей миссии. Владыки Цветущей Средины много раз отличали и награждали своих верных воинов; в конце концов за особые заслуги перед троном, а также учитывая давнее и последовательно трепетное отношение маньчжуров к мировому духовному наследию, им было даровано наименование Восьмикультурной Гвардии, все без исключения полки перевели на постоянные квартиры в Ханбалык и поставили охранять Запретный город и его обитателей< Хольм ван Зайчик нигде не перечисляет названия всех восьми полков Восьмикультурной Гвардии, однако же ранее в тексте этой повести упоминаются Полк славянской культуры и Полк тибетской культуры, из чего можно сделать вывод, что часть этих полков получила наименование по месту действительной, так сказать, боевой славы (нам пока неведомо, что происходило в Тибете описываемой ван Зайчиком Ордуси, однако же перед глазами мы имеем вполне конкретный пример взаимоотношений Тибета и континентального Китая в нашем мире), а другая часть – возможно, в честь основных культур Ордусской империи; предположение о том, что ордусские маньчжуры были когда-либо посланы “для умиротворения” Руси, кажется переводчикам невероятным и даже в чем-то обидным. >. Трудно было ожидать большей чести. С тех пор минули века, но уже которое поколение маньчжурских гвардейцев, свято храня традиции своего народа, в том числе и непременную длинную, черную как смоль, растимую с детства косу, все так же преданно и бдительно стояло на страже сердца великой империи.